Мишель Фейбер - Под кожей

При упоминании о полиции Иссерли вся подобралась. Затем приказала своему телу расслабиться и вдруг испугалась: не согнула ли она машинально руки под углами, для водселей невозможными. Взглянула на левую, ближнюю к стопщику. Все в порядке. Но что это так ужасно повизгивает прямо перед ее лицом? А — дворники, шкрябающие по сухому стеклу. Иссерли поспешила выключить их.

Перестань, все уже позади, подумала она.

И, сделав глубокий вдох, спросила:

— Так вы женаты?

— Да, вот это тоже вопрос, тоже вопрос, — отозвался он, заерзав, почти привстав с сиденья. — Женат ли я. Женат ли. Дайте подумать.

Глаза его засверкали так неистово, что, пожалуй, могли, того и гляди, взорваться.

— Да, женат я, вроде как, был, — наконец объявил он с вызывающим добродушием — словно снисходя до признания: одно очко ты у меня отыграла. — Строго говоря, двадцать два года. До прошлого месяца, строго говоря.

— Но теперь вы в разводе? — спросила Иссерли.

— Что-то в этом роде мне говорили, да, говорили, — ответил он и подмигнул — так, точно лицо его свел неистовый тик.

— Не понимаю, — сказала Иссерли. У нее заболела голова. Машину наполнял смрад собаки, радиоактивное свечение душевной муки и внезапно ударившее прямо в глаза Иссерли сверкание полуденного солнца.

— Вы любили кого-нибудь? — надменно осведомился водсель.

— Я… не знаю, — ответила Иссерли. — Не думаю.

Нужно либо взять его поскорее, либо отпустить. Сердце Иссерли натужно забилось, желудок свело, точно судорогой. Сзади донесся какой-то рев и, взглянув в зеркальце, она увидела еще один мамонтовидный, нетерпеливо раскачивавшийся жилой автофургон. А бросив взгляд на спидометр, с испугом обнаружила, что едет со скоростью тридцать пять миль в час — медленно даже для нее, — и потому сдала машину к краю дороги.

— А я, понимаете ли, жену любил, — говорил между тем провонявший собакой водсель. — Очень. Она была моим миром. Чистой воды Силия Блэк.

— Прошу прощения?

Едва жилой фургон пронесся мимо, шваркнув своей тенью по машине Иссерли, как водсель запел — громко, без всякого стеснения.

— «Она была моим миром, моими ночью и дне-е-ем; она была моим миром, каждым дыханьем мои-и-им, и если наша любовь умре-е-ет, с нею умрет мой ми-и-ир!» — Он замолк так же внезапно, как запел, и снова оскалился на Иссерли, и она увидела, что по заросшим щекам его текут слезы. — Картина ясна?

В голове Иссерли, возвращавшей машину на дорогу, пульсировала боль.

— Вы, случайно, психотропных наркотиков не принимаете? — поинтересовалась она.

— Может быть, может быть, — снова подмигнул он. — Я принимаю изготовляемый в Польше перебродивший картофельный сок. Снимает боль, устраняет ее причины и все это за шесть сорок девять бутылка. Ну, правда, в постели малость разочаровывает. И разговоры под него получаются, как я заметил, несколько односторонние.

Шоссе впереди было на несколько сотен ярдов пустым, сзади тоже, жилой фургон уже проделал половину пути, отделявшего Иссерли от горизонта. Палец ее лег на рычажок икпатуа. Сердце почему-то не колотилось так бурно, как это бывало обычно, зато к горлу подступала тошнота — такая, что ее могло вырвать в любую минуту. Она набрала полную грудь смердящего собакой воздуха и заставила себя задать последний вопрос:

— Кто же заботится о вашей собаке, пока вы разъезжаете по дорогам?

— Никто, — скривился он. — Она остается в фургоне.

— Целыми сутками?

Иссерли постаралась обойтись без обвинительной интонации, однако вопрос этот водселя, похоже, задел. Маниакальная энергия его схлынула, оставив лишь апатию и уныние.

— На такие сроки я ее не оставляю, — возразил он с прежней монотонностью. — Но ведь мне тоже погулять охота. Она это понимает.

Палец Иссерли повис, подрагивая, над тумблером икпатуа, однако она заколебалась, пораженная новым приступом тошноты.

— А фургончик у нас довольно большой, — пробормотал, словно оправдываясь, водсель.

— М-м-м, — прикусив губу, попыталась ободрить его Иссерли.

— Мне же нужна уверенность, что до моего возвращения она никуда не денется, — почти умоляюще произнес он.

— М-м-м, — повторила Иссерли. Пот въедался в пальцы ее левой руки, запястье ныло.

— Простите, — прошептала она. — Я… мне придется остановиться на минуту. Я не… мне что-то нехорошо.

Машина и так уже ползла черепашьим шагом. Иссерли завела ее на первую же попавшуюся автостоянку и встала. Двигатель, дрогнув, замолк. Опершись одним подрагивавшим кулаком о руль, Иссерли опустила другой рукой стекло в своем окне.