Ли Киллоу - «Веритэ»-драма

Коричневые глаза смотрели куда-то мне за плечо.

— Так вчера встречались не вы с Томми, а Джонатан с Аллегрой?

Хотела бы я знать, куда он клонит! Немного подумав, я осторожно ответила:

— Да, иногда я немного чувствовала себя Аллегрой, потому что Томми был Джонатаном больше, чем наполовину, — я еще чуть помолчала и добавила:

— Во всяком случае, ночевал он у себя.

Глаза Брайана вдруг блеснули, и мне показалось, что сейчас последует вспышка гнева. Но вместо этого он улыбнулся:

— Вот увидишь, мы еще сделаем из него настоящего актера.

Через несколько минут мы прибыли в Эвентайн. Я с огромным удовольствием отстегнула себя от кресла и встала. Мне не терпелось поскорее увидеть этот Олимп, обитель богатых и знаменитых. Однако на первый взгляд ничем особенным Эвентайн не выделялся. Станция канатки находилась на площади, застроенной в основном магазинами, а от нее в разные стороны расходились улочки с коттеджами. Тоже по преимуществу ничем не примечательными. Но именно в них, как я слышала, и обитали самые выдающиеся творцы мира сего, составляющие большую часть населения Эвентайна.

Брайан очень уверенно увлек меня в одну из улиц, мы прошли минут пять, свернули и остановились перед домом с удивительной скульптурой у входа. Ажурный вензель — две большие, в человеческий рост буквы «К» были с невероятным мастерством сплетены из стальных струн. И под порывами ветра скульптура звучала, наполняя пространство мелодичным перезвоном.

Трудно сказать, каким я представляла себе Ксоузара Кейна — может быть, громадным и кряжистым, похожим на медведя, кузнецом, перепачканным сажей. Во всяком случае, худой сутулый человек, открывший нам, одновременно снимая маску для сварочных работ, нисколько моим представлениям не соответствовал. Его худоба казалась даже болезненной. Разве что глаза они были именно такими, какими нарисовало их мое воображение, излучавшими тепло и проникавшими прямо в души. Да еще руки: я протянула ладонь, и она утонула в его громадной сильной ладони.

— Вы ведь Нуар Делакур, я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь.

— Еще бы! Между прочим, я ваш горячий поклонник.

— Спасибо, хотя, боюсь, я этого не заслуживаю. Зато я действительно восхищаюсь вашими работами. Знаете, когда на выставке в Нью-Йорке я увидела «Сущее-1», я почувствовала просто какой-то религиозный экстаз.

Он усмехнулся.

— Можете быть уверены, что я не забуду нашей встречи до конца дней. Серьезно: у вас уникальный для женщины дар — адекватно воспринимать произведения искусства. — Он повернулся к Брайану. — Я так понимаю, что обратно ты хотел бы уехать уже в обществе двух прекрасных дам?

Тот кивнул.

— Подожди минуту. — И Кейн скрылся в недрах своей мастерской.

Вскоре он вышел, неся в руках небольшую скульптуру, и бережно опустил ее на пол у наших ног. Впрочем, нет, слишком маленькой, как мне показалось сначала, она не была, скорее, просто менее массивной, чем большинство его работ. Размером же она идеально подходила для дорогого письменного стола в солидном офисе.

— Вот. Я назвал ее «Фурия». Это то, что ты хотел?

Сперва я решила, что это птица с распростертыми для полета крыльями. Но, приглядевшись, поняла, что с равным успехом скульптура может изображать и женщину в развевающемся на ветру одеянии. Она была прекрасна, и в то же время таила в себе какую-то угрозу. Может быть, дело было в ее «голосе» — подобно всем работам Кейна, она звучала. И, обдуваемая потоками воздуха, «Фурия» издавала низкий, чуть надтреснутый гул — не то плач, не то какое-то без конца повторяемое монотонное заклинание.

Брайан осторожно провел пальцем по острой грани «Фурии».

— Превосходно. Именно то, чего я и ожидал.

Кейн завернул скульптуру, уложил в коробку и вручил Брайану.

— Надеюсь, вы будете хорошо с ней обращаться.

Он проводил нас к выходу и, уже стоя на пороге мастерской, окликнул меня:

— Мисс Делакур! Я был бы счастлив снова видеть вас у себя. В качестве гостьи, и, честное слово, эта работа звучала бы нежно, как ангельское пение, может быть, натурщицы. Я сделал бы ваш скульптурный портрет. Приезжайте, прошу вас!

— Обязательно, — пообещала я.

Погода продолжала портиться. Низкие, набухшие скорым дождем облака уже скрыли солнце и пожирали теперь последние остатки голубизны. Ветер тоже усилился, и с каждым его порывом скульптура у входа в мастерскую Кейна посылала нам вслед прощальный жалобный перезвон.

— Вот черт, — проворчал Брайан. — Боюсь, этим твоя экскурсия в Эвентайн и закончится. Погода явно не располагает к прогулкам. Придется возвращаться на станцию.