Станислав Соловьев - Grunedaal

Тогда его спросил брат бывшего молочника: "Кто скрепил соглашение от имени неизвестного воинства и где оно само?" На это бывший казначей ответил: "Соглашение было заключено устным, так как неизвестное воинство не знает нашего письма, но, принявши даже устную клятву, ее блюдет свято и неукоснительно. А от имени неизвестного воинства соглашение со мной заключил их командир." "Кто? Кто?" - закричали тут снова люди. "Я не знаю его имени и не могу передать как оно звучит, - ведь их речь сильно отличается от нашей, сказал просто бывший казначей, выглядел он уже очень уставшим от расспросов, Разве это важно, как его зовут?" Люди согласились с ним: нет, это совсем неважно. "Я буду следить за исполнением соглашения в городе, а командир неизвестного воинства - среди своих людей." - закончил бывший казначей и попросил всех расходится. Все снова зашумели, но, испугавшись, что своим шумом и гамом нарушат с таким трудом достигнутое соглашение, успокоились и разошлись. Никто из людей не стал проверять, перешло неизвестное воинство жить в здание ратуши или нет: все видели двери его открытыми, а сбитые замки лежащими на земле...

Шло время. Бывший казначей уже не вспоминал, кем он был когда-то. И когда его называли "бывшим казначеем" он сердился. Не заметили люди, когда он начал говорить от имени установленной власти и показывать скрюченной рукой в сторону ратуши. Его спрашивали: "Почему, когда ты говоришь от имени властей, то показываешь рукой на ратушу?" В ответ им бывший казначей говорил: "А разве вам неизвестно?" и грустно улыбался. "Нет, мы ничего не знаем," - пожимали плечами люди. "Теперь там находится власть," - говорил он и снова показывал рукой в сторону ратуши. "Но почему?" - испуганно спрашивали люди. "Потому как ныне само неизвестное воинство управляет городом. Разве оно не доказало за все это время свое миролюбие и сдержанность?" Люди соглашались: мы это знаем. "Теперь неизвестное воинство благодаря моим усилиям знает все положение вещей, знает все нужды города. Как не ему, будучи защитником и смотрителем за установленным порядком, управлять всеми важными делами в городе? .." "Наверное, так..." соглашались горожане, с трепетом оглядываясь на высокий силуэт ратуши. "Это законная власть, ибо она основывается на заключенном соглашении," - уверял всех бывший казначей. Он объявил людям, что продолжает исполнять обязанности представителя установленной власти, но в таком качестве является отныне выполняющим волю командира неизвестного воинства, чье имя не произносимо. Так бывший казначей стал именоваться "Исполняющим волю командира неизвестного воинства, чье имя не произносимо." Бывший казначей старел и почти не показывался на люди.

Новый священнослужитель тоже стал старым и обрюзгшим. Его проповеди на месте сгоревшего храма стали носить невразумительный характер. Он все больше и больше говорил всем о невиданном могуществе и чудесной силе Того, Чье имя не произносимо. Он воздавал хвалу установленной власти и совершал низкие поклоны, поворачиваясь в сторону ратуши; он был стар и это ему давалось нелегко. Не имея при себе священного писания, священнослужитель все больше сам придумывал как воздать хвалу Безымянному и его Неизвестному воинству. Сначала некоторые осуждали такие действия, говоря: это не вера наших отцов. Но их стали осуждать и порицать: "Не смейте сомневаться, ведь вы можете вызвать справедливый гнев неизвестного воинства! Уж лучше молчите, если вам так не нравится молебны преподобного отца, - ведь он старается не ради себя, но ради всего города..."

В тайне, те люди, кто сокрыто продолжал поклоняться Четырнадцати Мученикам, проклинали нового священника и его настойчивые мольбы, но открыто это показывать не осмеливались. Они боялись, что их заподозрят в мятежных действиях или помыслах, направленных против власти Неизвестного воинства, а потому несущих угрозу жизни города.

Часть людей принялась следовать действиям нового священнослужителя, и каждый день ходила на место сгоревшего храма, и совершала поклоны в сторону ратуши, славя власть Безымянного и могущество его Неизвестного воинства. Другие, делали вид, что не замечают подобных действий и старались не покидать дома, а если и выходили - старались отходить недалеко от дома и быстро возвращались, справив свои дела...

Когда наступил восьмой год от Пришествия, случилось некоторое происшествие, вызвавшее крайнее неудовольствие у бывшего казначея, у священнослужителя и осторожных людей. Несколько человек, ведомые бывшим молочником, попытались проникнуть в те дома, в которых некогда жили иноземцы до того, как переселиться в здание ратуши. К своему большому удивлению они нашли эти дома в таком сильном запустении, сырости и смраде гниющего дерева, что засомневались: а жил ли здесь кто-нибудь вообще? Дома выглядели заброшенными не один год: крыша их обвалилась внутрь, стены растрескались и стали медленно осыпаться, прогнившие полы рухнули в подвалы, откуда при движении поднимались облака отвратительного гнуса. Не обнаружилось в этих домах ни одной целой вещи или изделия, которое могло бы указать на то, кто здесь жил, и какой вел образ жизни. Скорее, это были уже не дома, но старые затхлые склепы. "Почему люди решили, что здесь жило неизвестное воинство?! возмущенным шепотом спрашивали те, кто пошел за бывшим молочником, - Разве видно, что здесь кто-то когда-то жил?!"