Роберт Сойер - Мнемоскан

— Я знаю, — сказал я напрямик, встав перед ними, — что вы создавали другие экземпляры меня. Нескольких на Земле, и по крайней мере одного здесь, на Луне.

Гадес повернулся, и они со Смайтом посмотрели друг на друга: высокий человек с белой бородой и конским хвостом на затылке и низенький с румяным лицом и британским акцентом.

— Это неправда, — сказал, наконец, Гадес, снова поворачиваясь ко мне.

Я кивнул.

— Первая реакция корпоративного менеджмента любого мира: лгать. Но сегодня это не сработает. Насчёт других экземпляров я уверен на сто процентов. Я вступал с ними в контакт.

Смайт сузил глаза.

— Это невозможно.

— Возможно, — сказал я. — Это своего рода… спутанность, я полагаю. — Обоих использование мной этого слова явно застало врасплох. — И я знаю, что вы что-то с ними делаете, что-то творите с их памятью. И я бы хотел, чтобы вы ответили на один вопрос: зачем?

Гадес ничего не ответил; Смайт тоже молчал.

— Ладно, — сказал я, — давайте я вам расскажу, что, по моему мнению, вы задумали. На процессе я узнал о существовании философской концепции под названием «зомби». Это не совсем то же, что зомби в вуду — оживлённые мертвецы. Нет, философский зомби — это существо, которое выглядит и действует в точности как мы, но не имеет сознания, не осознаёт себя. Тем не менее, оно может выполнять сложные высокоуровневые задачи.

— Да? — сказал Смайт. — И что?

— «И похоже, ты единственный, кто знает / Каково это — быть мною» .

— Простите, — сказал Смайт. — Это вы что, пели только что?

— Пытался, — ответил я. — Это строка из заглавной песни старого сериала «Друзья». В своё время это было любимое телешоу Карен. И эти слова как раз к месту: быть мной — это как-то ; вот каково настоящее определение сознания. Но зомби — это никак . Они не являются кем-то . Они не чувствуют боли или удовольствия, хоть и реагируют на них так, словно чувствуют.

— Вы же понимаете, — медленно произнёс Смайт, — что не все философы считают, что подобные конструкты возможны. Джону Сёрлю они очень нравились, но Дэниел Деннет в них не верил.

— А во что верите вы, доктор Смайт? Вы, главный психолог «Иммортекс». Во что верите вы? Во что верит доктор Портер?

— Не отвечайте, — сказал Гадес, оглядываясь через плечо. — Я больше не заложник, Гейб; если вам дорога ваша работа — не отвечайте.

— Тогда отвечу я, — сказал я. — Я думаю, что в «Иммортекс» верят в зомби. Я думаю, что вы экспериментируете с копиями моего разума, пытаясь получить человеческое существо без сознания.

— Это для чего же? — спросил Смайт.

— Да для всего. Рабы, сексуальные игрушки — что угодно. Религиозные люди скажут, что эти тела лишены души; философы скажут, что они существуют, не осознавая себя… не зная , что они существуют, что их дом между ушами пуст. Рынок услуг по переносу сознания в искусственные тела может быть огромен, но рынок разумных роботов-работников будет ещё шире. До сих пор никому не удавалось создать подлинный искусственный интеллект, и ваше мнемосканирование добилось этого самым простым путём из возможных: в точности скопировав человеческий мозг. Я смотрел ту давнюю передачу с Сэмпсоном Уэйнрайтом по телевизору — двое за занавесями. Ваши копии в точности повторяют оригинал — но по-настоящему вы хотите не этого, не правда ли?

— Нет, вы хотите получить интеллект человека без его сознания, который бы не осознавал себя, который был бы «никак». Вам нужны зомби — мыслящие существ, способных безупречно производить даже самые сложные операции, не жалуясь и не скучая. И поэтому вы стали экспериментировать с контрафактными копиями моего разума, пытаясь изъять из него те части, что отвечают за сознание, чтобы получить в результате зомби.

Смайт покачал головой.

— Уверяю вас, мы не работаем ни над чем настолько гнусным.

— Гейб , — сказал Гадес, тихо, но строго.

— Будет лучше сказать ему правду, — сказал Смайт, — чем позволить предполагать худшее.

Гадес надолго задумался; его круглое бородатое лицо застыло. Наконец он слегка, почти незаметно, кивнул.

Но теперь, получив разрешение говорить, Смайт, похоже, не знал, с чего начать. Он оттопырил губы и несколько секунд молчал.

— Вы знаете, кто такой Финеас Гейдж? — спросил он, наконец.

— Это из «Вокруг света за восемьдесят дней»? — предположил я.

— То был Филеас Фогг. Финеас Гейдж работал на железной дороге. В 1848 году ему пробило голову трамбовкой, от которой в черепе осталась дыра пяти сантиметров в диаметре.