Андрей Столяров - Изгнание беса

Она нашла его, когда Герд лежал на склоне, мокрый и обессилевший. Отыскала пещеру и затянула ему рану на боку, потеряв сознание к концу сеанса. Трое суток она кормила его кисло-сладкими, пахнущими сырой землей луковицами, где только выкапывала? — пока он не смог ходить. Он бы погиб без нее.

В пещере он увидел и этот городок, и дом, и даже эту комнату: чистые обои, красная герань на окнах.

— Ты бы все-таки шла на юг, — сказал он. — Вдвоем труднее, и мы слишком разные…

— Не надо, — попросила она.

Вернулась женщина, сунула им теплые миски и по ломтю хлеба: — Ешьте, — сгибом пальца провела по влажным глазам.

Суп был фасолевый, с мясом. Челюсти сводило — до чего вкусный суп. Герд мгновенно опорожнил миску. Хлеб он есть не стал, а положил в карман. Мало ли что.

— Как там в Маунт-Бейл? — спросила женщина.

— Все разрушено.

Женщина вздохнула.

— Господи, какие времена… Ну — бог вас простит. — Подняла руку, чтобы перекрестить, сдержалась, и рука повисла в воздухе.

Кикимора судорожно поправила расползающуюся дужку очков. Проволока пока держалась, где Герд связал. Счастье, что завернули на ту помойку. Хорошие очки — большие, дымчатые, закрывают половину лица.

— Вы нам поможете? — напрямик сказал он. — Нам некуда идти. Ведь это «станция»?

Женщина откинулась и прижала пальцами испуганный рот. Тяжело заскрипели половицы. Плотный мужчина в брезентовом комбинезоне вошел в комнату, сел, положил на стол темные, земляные руки. По тому, как он делал, чувствовалось — хозяин.

— Ну? — Спросил неприязненно.

— Мне говорил о вас Карл Альцов, — сказал Герд.

Эту ложь он придумал заранее.

— Какой Альцов?

Герд объяснил.

— Не знаю такого, — отрезал хозяин.

— Вы из «подземной железной дороги», — сказал Герд. — Я это точно знаю. Вы спасаете таких, как мы…

— Да ты, парень, бредишь.

Кикимора под столом толкнула его ногой — пошли, мол.

— Ладно, — сказал Герд, пытаясь говорить спокойно. — Значит, вы не «проводник»? Ладно. Тогда мы уйдем. Но сперва я позову «братьев». Сюда. Пусть окропят святой водой… Вам бояться нечего…

— Господи боже мой!.. — ахнула женщина.

Бессильно опустилась на стул.

— Цыть! — сказал ей хозяин. Раздул круглые ноздри. — Ну-ка выйди, посмотри — там, вокруг.

— Они — что придумали…

— Выйди, говорю! Если заявится этот… заверни его. Как хочешь, а чтобы духу не было!

Женщина послушно поднялась.

— Сын у меня записался в «братья», — как бы между прочим сообщил хозяин. — Револьвер купил, свечей килограмм — сопляк… Так что далеко ходить не надо. — Вдруг, протянув руку, сорвал с Кикиморы очки, бросил на стол. Оправа переломилась. Кикимора вскрикнула и закрыла ладонями круглые фасеточные глаза.

— Ну. Кого ты позовешь, парень?

Герд молчал. Смотрел ему в лицо. Неприветливое было лицо. Чугунное. Как утюг.

— Когда сюда шли, видел вас кто-нибудь? — спросил хозяин.

— Видел, — Герд описал человека в шляпе.

— Плохо. Это брат Гупий — самый у них вредный.

Задумался, глядя меж положенных на стол могучих кулаков. — Не поможет,

— подумал Герд. — Побоится. Хоть бы переночевать пустил. Надоело — грязь и голод, и промозглая дрожь по ночам в придорожных канавах. Они мечутся по долинам от одного крохотного городка к другому.

Как волки.

— Между прочим, — сказал хозяин, — вчера одного поймали. Из «Приюта Сатаны». Такой худущий, с красными глазами и в соломенной шляпе… Не знаешь, случаем?

— Нет, — похолодев, ответил Герд.

— Ну, дело твое… Длинный такой, оборванный. Притащили к церкви. Отец Иосав сказал проповедь: «К ним жестоко быть милосердными»…

— Пойдем, пойдем, пойдем! — Кикимора потянула Герда.

— Цыть! — хозяин хлопнул ладонью. — Сиди, где сидишь! — Посопел, пересиливая ярость. Спросил: — А чего не едите? Ешьте, — сходил на кухню, налил две полные миски. Некоторое время смотрел, как они едят. — Вот что, парень, оставить я тебя не могу. Сын у меня и вообще — приглядываются. А вот дам я тебе адрес и что там нужно сказать…

— Спасибо.

— А то ты тоже — сунулся: «Здрасьте, возьмите меня на поезд». Другой бы тебя мог — и с концами… — Он отломил хлеба, посыпал солью, бросил в широкий рот. Жевал, перекатывал узлы на скулах. — Альцов, значит, погиб? Дело, конечно, его, не захотел к нам насовсем… Да ты ешь, ешь… Толковый был мужик, кличка у него была — «профессор». Мы с него много пользы поимели… Правда, не наш. Это уж точно, что не наш… Гуманист…

— Отломил себе еще хлеба. — Ты вот что, пойдешь по цепочке — не рыпайся, делай, что тебе говорят. У нас, парень, знаешь, строго, не хуже, чем у «братьев». — Покосился на Кикимору, которая затихла, как мышь. — Девчонку с собой возьмешь?