Андрей Столяров: Изгнание беса

— Густав! Нас тут убивают! — Мне очень жаль, Хенрик, есть специальное распоряжение командования…

— Больше не могу, — своим голосом сказал Поганка. Весь обмяк, соломенная шляпа съехала ему на лоб, глаза потухли. Он был неживой, как кукла, — в углу, раскинув ноги.

Один из учителей дернул подбородком — отгоняя невидимое.

— Вот мы и накрылись, — резюмировал Карл.

— Ба-бах!..

— Вы извините, директор, — сказал учитель, который дергал подбородком. Вывернув автомат, упер его дулом себе в грудь, — вы извините, но я не хочу гореть — очень больно…

Мягко прошуршала очередь. Учитель согнулся и упал. Никто не пошевелился. У Герда вместо сердца был кусок пустоты. Глухо ахнуло снаружи.

— Взорвали ворота, — безразлично сообщил Карл.

Директор похлопал себя по карманам, достал сигареты, закурил. Движения были замедленные. Встретился взглядом с Гердом, спокойно сказал ему: — Забери автомат. Стрелять умеешь?

— Разберусь, — хрипло ответил Герд, стараясь не смотреть на лежащего. Автомат был горячий и тяжелый. Он держал его с опаской.

В окно влетели две круглые гранаты, отчетливо зашипели, исторгая из себя сероватый дым.

— Газ, — сказал Карл.

Последний учитель наклонился, чтобы схватить крутящийся рубчатый лимон,

— и вдруг лениво повалился на бок, в судороге ударил ногами, головой, изо рта пошла пена.

Карл потащил Герда прочь. В коридоре был сумрак и пахло жженой резиной.

— На чердак, на чердак! — крикнул догонявший их директор. Они побежали по лестнице. Из выбитых стекол тянуло холодом. Высоко в небе белой тарелкой горела последняя «люстра». Навстречу катился кричащий и плачущий поток. Сталкивались, падали и ползли на четвереньках, крутились, прижатые к стенам. Учитель Гармаш — на голову выше остальных, размахивал руками, похожий на пугало в своем разодранном балахоне. — «Братья» высадились на крыше… у них вертолет… Фалькбеер убит… Паал и Давидсон взлетели, но, кажется, сбиты… Олдмонт пропал… — Герда тоже закрутило. Давили неимоверно. Пружиня, гнулись ребра. По коленям стукало каким-то железом. Он спускался вместе со всеми, проваливаясь на каждой ступеньке. Толстый Папа, ощерясь во весь череп, пытался достать его могучей рукой: — Ты, падаль, привел их!.. — Директор, вцепившись в перила, держался на месте: — Я прикрою! — Крысинда улетел, — басом сообщил Галобан, он задумчиво ковырял в носу, словно на скамеечке в парке. — А мы смеялись над ним, а он улетел. А Трехглазика убили. Он высунулся из окна, и ему попали в голову. И Ляпу-Теленка убили. — Убери локти, глаза мне выбьешь, — сказал Герд. Толстый Папа дотянулся и больно закрутил ему рубашку на шее: — Ну — падаль, гнилая человечина!.. — Лестница кончилась. Высыпались в коридор, как картофель из мешка. Герд упал. И Толстый Папа упал на него. Сверху стреляли и топали. Он увидел, что директор лежит на ступеньках, свесив в пролет безжизненную руку, а по нему, наступая, бегут люди в черных рубашках, с пистолетами. Пули цокнули по каменному полу и с визгом ушли в стороны. Толстый Папа почему-то все лежал и давил слоновой тушей. Герд задыхался под ним. Снова появился Карл, перевернул Папу — готов. — Я не пойду! — в лицо ему крикнул Герд. Горячо рвануло рубашку и напильником шаркнуло бок. Карл с колена поливал лестницу из автомата, пока тот не умолк. Люди в черных рубашках споткнулись. — В подвал! — он ногой выбил низкую дверь и нырнул в темноту. Скатились по ступенькам. Герд ударился лбом так, что брызнули искры. Карл неумолимо тащил. Забрезжил тусклый свет. Выступили кованые углы.

Это был склад, заставленный громоздкими ящиками — дерево и железо. На низком облупившемся потолке горели слабые лапы.

— Отдышимся, — сказал Карл. Остановился, опершись о трубы в крупной испарине. — Ну как — жив, звереныш? А ты, гляжу, молодец, не бросил автомат.

Герд посмотрел с удивлением — вот что било его по ногам. Ремень захлестнулся на руке, и приклад колотил в коленную чашечку.

— Тут должен быть люк, — сказал Карл. — Канализационная система. Она идет метров на триста вниз. Ничего, выберемся. До побережья не так уж далеко. И к чертовой матери эту страну!.. Уедем за океан — есть места, где можно жить открыто. Ты еще научишься смеяться, звереныш. Здесь дело гиблое

— средневековье…

Он прислушался. Под потолком были узкие окна, частично разбитые. Там свистело, грохотало, шлепало. Ручьями врывалась и падала на пыльный пол пузырящаяся, мутная вода. Молния толщиной в колонну разомкнула небо.