Валерий Строкин - Я - Степан Разин

- Ввёл в Царицыне свой воровской закон - казацкие порядки, - читал дьяк.

- Просто объявил всем волю.

- Волю для всех? - усмехнулся дьяк. - Нет такой воли! - дьяк зашуршал бумагами. - На казачьем кругу объявили Петра Шумливого атаманом, а с ним за главных сына дворянского Ивана Кузьмина, соборного попа Андрея и местного пушкаря из служилых - Дружинку Потапова...

- Доносная бумага?

- Письмо, - дьяк спрятал бумагу.

- Значит не всех гадов передавил в Царицыне - остались! - я заскрипел зубами.

В руках у дьяка появились новые бумаги:

- Князь Львов с тобой злодейство замышлял?

- Нет - ваш он, - во рту начали крошиться зубы, - держал его подле дорогим аманатом, чтобы думали, что не только крестьяне-лапотники против нас воюют, но и именитые князья... Казнили мы его потом... Черноярского воеводу тоже казнили.., дабы не велел палить из пушек...

- Астраханью воровством завладел, лютой смерти предал Прозоровских князя Ивана и князя Михаила!

- Они получили по заслугам, - в голове слышался гул, и я чувствовал, как она раскалывается пополам и водяная струйка пробивает меня насквозь.

Обречённо закрываю глаза и вижу волны кровавого, бунтующего моря. Слышу их плеск - волны бьют в лицо. Шёпот ветра в камышах... Или то татарские копья? Я прислушиваюсь к далёкому копейному гулу. "Астрахань! АСТРАХАНЬ!" приносит ветер многотысячные голоса. Слышу треск пламени - всё же опалила моя шуба обидчика! Я улыбаюсь. Вновь шумят волны...

* * *

Мы сидели под Астраханью и ждали вестей из города - готовились к встрече с братьями Прозоровскими. Посылали в город своих лазутчиков. Каждый день к нам со свежими вестями текли перебежчики. Прозоровский-старший был напуган после того, как получил известие о разгроме князя Львова под Чёрным Яром и теперь торопился: чинил стены, углублял рвы, призывал стрельцов оборонять город от воров Стеньки Разина. Но больше надеялся на каменный кремль, недаром Астрахань считалась неприступной крепостью: шесть ворот, десять башен. За каменным кремлём - Белый город со стенами в десять сажень и толщиной в четыре. За Белым городом третья крепостная стена - земляной вал с деревянными стенами.

Я сидел в шёлковом турецком шатре, захваченном ещё в Фарабате. Розовая перегородка, за которой раньше скрывалась моя княжна Юлдус, исчезла никакого следа на земле не оставила моя красавица, только боль в моём сердце. Тёмно-вишнёвое вино, словно литой свинец, тяжело лежит в золотой чарке. Полог шатра откинут и внутри гуляет лёгкий, свежий воздух - пахнет степью. Рядом с входом о чём-то с тихим смехом переговаривается моя доверенная охрана. Слышен конский топот. Три всадника - определяю я. Охрана молча их пропускает. Появляются: Василий Лавренёв-Ус, Фёдор Шелудяк и низкорослый стрелец с угрюмым взглядом серых глаз.

- Здорово, атаман! - приветствуют есаулы.

Шелудяк кивает на невысокого стрельца:

- Вот, Степан Тимофеевич - перебежчик к тебе!

- Как звать тебя, молодец?

- Иван, Петров сын, - угрюмо отвечает стрелец, но в глазах вспыхивает огонь - он радостно и возбуждённо смотрит на меня.

Я протягиваю ему чарку с вином:

- На-ко, Иван, Петров сын, отведай атаманского вина.

Стрелец лихо опрокидывает чарку. Фёдор смеётся:

- Здоров ты пить, Иван, Петров сын!

- Садись, - я киваю ему на подушки. - Какие вести привёз?

Стрелец не садится:

- Опасается тебя воевода Прозоровский.

- Правильно делает! - смеюсь я.

- Расставил на стенах пушки, определил к ним пушечный запас, назначил стрельцов, чтобы за всё отвечали. Каждый день со своим немчином и братом Михаилом ходят по стенам - проверяют.

- Пусть проверяют.

- Приказал завалить камнями все городские ворота изнутри, чтобы никто не посмел их отворить твоим людям, батюшка!

- Придётся не через красный ход войти, - Василий Ус задумчиво покрутил свои пушистые, чёрные усы.

- Митрополит Иосиф помог воеводе стрельцам жалование выплатить.

- Вот как?! - хмурюсь я. - Задобрит воевода стрельцов, не взять нам города. - И что ж теперь стрельцы?

- Недовольных осталось много, - говорит стрелец. - В городе ходят твои грамотки, люди их читают и говорят: "Когда же наш батюшка придёт, поквитается с нашими обидчиками?!" По городу шастают боярские служки - чуть что, хватают и волокут в Приказную избу, бьют батогами, кидают в яму! стрелец неожиданно скинул с себя кафтан и показал обнажённую, исчёрканную вздувшимися, лиловыми полосами спину. - Вот, батюшка, батогами попотчевали за то, что хранил твоё письмо! - стрелец вдруг улыбнулся и признался: Письмо твоё хранил, да кто-то донёс сотнику - ещё дёшево отделался!