Томас Сван - Зелёный Феникс

Но стыдно стало ему. Он недооценил их и себя. Почти одновременно они протянули к нему руки и окружили его нежностью и пониманием. Ни один круг дубов не мог дать столько тепла даже дриадам, даже гордой, самоуверенной Волумне. Сегодня, в день утрат, когда он нашел отца, чтобы сразу потерять его навсегда, он, как оказалось, приобрел больше, чем утратил. Брат любит его, а матери он стал еще дороже. Все вместе они сели на берегу реки. Асканий посередине, но не разъединяя их, а обнимая и того и другого. Молчание было не стеной, а открытой дверью и сближало больше, чем любая речь.

А первые короткие фразы были полны для них глубокого смысла.

- Годы не тронули тебя, Меллония. Ты все та же зеленоволосая девочка, сидящая у реки.

- Они коснулись тебя. Ты стал похож на него.

- Он гордился бы своим сыном.

- Я тоже горжусь. Лавиния знает о нем?

- Нет.

- Она была добра к твоему отцу?

- Да, по-своему.

- Какая она?

- Как пустой бурдюк. Как кошелек без монет. Но безобидная.

- Асканий, ты ведь никогда по-настоящему не любил женщин, разве не так?

- Любил когда-то. Одну или двух.

- Желал. Обладал. Но не любил!

Асканий растерянно смотрел на извилистый поток, будто надеясь найти ответ в журчании бегущей по камням воды.

- Мама, не задавай таких вопросов, - воскликнул Кукушонок.

Ему не следовало это говорить, нужно было слушать, ведь он узнал уже столько удивительного, но вопрос матери прозвучал как обвинение.

- Все в порядке, Кукушонок. Твоя мама может спрашивать меня обо всем. Она, наверное, права. За двумя исключениями.

Меллония не настаивала, чтобы Асканий назвал их.

- Твой отец любил Лавинию?

- Разве мог он любить кого-нибудь после тебя и моей матери? Она ему нравилась. Ему было с ней... спокойно.

- Ему нужна была именно такая женщина, способная защитить от холода.

- Но огнем была ты.

- Боюсь, я не согрела его. И тебя тоже. Волумна ненавидит тебя, Феникс. Как и раньше. Тебе нельзя приходить в мое дерево, а нам с Зимородком в Лавиний.

- Тогда будем встречаться здесь.

- Мы ведь по-прежнему в Вечном Лесу. У фавнов длинные уши, а трава не умеет хранить секреты. Ничего не изменилось, кроме того, что у меня появился сын, а ты потерял отца.

- Нет, - воскликнул Асканий, - после его гибели должно что-то измениться. Он всегда был добр и остался таким даже в смерти. Мы найдем способ видеться, все трое.

Меллония прижала палец к губам:

- Тише, дорогой. Мне надо прислушаться.

- Я ничего не слышу.

- Доверься моему острому слуху. Ты не можешь слышать, как жалуется трава, и как вскрикивают маргаритки. - Она поднялась на ноги: - Кто-то идет. Уходи, Феникс.

- Когда мы опять здесь встретимся?

- Не знаю. Никогда, если ты не уйдешь!

- Что ты слышишь?

- Трава вскрикивает... дриада. Несколько. По обе стороны реки.

- Близко?

- Очень. Беги, будто тебя преследует Ахилл в своей колеснице!

- И оставить тебя, Меллония?

- Они мне ничего не сделают. А тебя - убьют. И, может, убьют моего сына. Ты должен его взять с собой.

- Я не оставлю маму, - решительно заявил Кукушонок. - Они запрут ее в дереве и украдут пчел. - Асканий схватил его за плечи:

- Кукушонок, есть несколько способов быть храбрым. Сейчас храбрость в том, чтобы убежать. Поверь нам с мамой. Ты вернешься к ней. Обещаю.

Кукушонок верил ему. Он поцеловал мать в щеку.

- Мы оба вернемся. - А затем сказал брату: - Вдоль реки идти нельзя. Это самый легкий путь, и они ждут, что мы пойдем именно так. Они нас поймают. Дриады бегают быстрее всех.

- Ты знаешь другой путь?

Они ушли от реки, стрекоз, кустов ежевики и вошли в ту часть леса, где всегда было так темно, что солнце казалось далеким созвездием, тускло мерцающим на темном небе из листвы.

- Дриадам здесь не нравится, - сказал Кукушонок.

- Потому что темно?

- Да, нет травы, и пахнет львами. Они сразу чувствуют себя неуверенно и начинают после каждого шага озираться по сторонам.

Во мраке деревья выглядели совсем старыми и корявыми. В основном здесь росли дубы, лишь изредка попадались буки и вязы. Их называли деревьями Сатурна. Когда-то это были веселые, беспечные деревца, теперь же морщинистые и мрачные, состарившиеся не только от возраста, но и от скорби. Когда Сатурн покинул эту страну, они сомкнули ветви, чтобы ни один луч солнца не мог коснуться земли, и убили всю траву у своих ног. Дриады ненавидели их.

Путь им преградил лев. Он стоял неподвижно и казался одним из тех зверей, что изображены на знаменитых воротах в Микенах. Мать рассказывала о них Кукушонку. Молодой самец, полный сил и очень большой, слишком большой для маленького мальчика. Кукушонок почувствовал во рту горький вкус страха. Этого льва он никогда раньше не встречал. Но, схватив Аскания за руку, мальчик произнес: