Мария Симонова - Профессия – смертник

– И ты, да, ты, с родинкой повыше киски, – тут его голос перешел в ласковую хрипотцу: – Ты тоже подойди сюда.

Он не играл на публику, исподволь толкая противника к решительным действиям. Ему действительно чертовски, до челюстного хруста хотелось – эту и ту. Эту, нещупаную, даже больше, она была в его вкусе, он глядел на нее и видел как наяву эти розовые соски в плену своих пальцев – мнущих, ласкающих, мучающих медовую плоть, скользящих затем ниже, по шелку живота, через бугорок родинки к стройным, разведенным в мучительном желании ногам, видел, как она замирает, не дыша, наконец ощутив его, и как счастливо выгибается навстречу первому медленному толчку. Видел ее вскинутый подбородок, припухшие от страсти губы и расширяющиеся навстречу ему зрачки.

Он готов был взять ее здесь и сейчас – если бы еще «зверь» очистил близлежащую территорию от зевак, самому-то их точно не разогнать. Растравили они его до крайности своею обнаженкой! Его бывшая невеста сразу, безошибочно улавливала этот тусклый блеск в его глазах, называя это состояние спермотоксикозом, только почему-то теряла от этого голову.

Вот и «узкую», похоже, зацепило: во взгляде – протест, а в теле незримая миру революция под лозунгом: «Долой гнет верхов, вся власть низам!» Знаем мы такое «смятение у трона». Наши победят.

И ведь шагнула! Ступила вперед, забыв об окружающих, словно по шатким мосткам над пропастью.

Протянуть ей руку со своей стороны…

– Взять его! – задыхаясь, хрипло рявкнул «патриций».

И тут их словно прорвало – на Степана бросилась со всех сторон разъяренная орава полуголых мужчин: рыхлые и тощие, высокие, приземистые, лысеющие и поросшие волосами устремились к нему, и во всех глазах жгучая, обнаженная ненависть. Одержимые, нелюди.

– В жертву его! Проглоту в пасть! Смерть негодяю! – неслось пронзительно со всех сторон.

Его схватило множество рук; он уж подумал, не разорвать ли они его собираются тут же, на месте, – вот это было бы кстати! Но они только подняли его и понесли вниз, где сбились в тревоге девушки, прервавшие танец. За их спинами лежал асфальтовой гладью серый океан – зыбкая ловушка проглота, страшная в своей недвижимости, и слепые небеса осыпались на их юные головы медленным пеплом скорби по ним, еще живым, но уже мертвым.

– Танцуйте, дочери ужаса!!! – ревел спускавшийся впереди «патриций». – Пляшите, пойте, ликуйте, чертовы шлюхи! Сегодня мы приносим жертву проглоту-всепожирателю!!!

Но они как будто не слышали – стояли, молча подняв лица, безвольно уронив руки, всматриваясь слезящимися от пепла глазами – кого там опять несут?.. Не моего ли?.. Не из моих ли?.. Если бы только в их силах было помочь, укрыть, подарить этому несчастному бесценное сокровище – лишний денек, всего лишь один… Ведь каждый их день был теперь равноценен целой жизни, где новое утро становилось бесценным подарком, подобным рождению, а каждый обнявший землю вечер был последним. Но что они могли?.. Ничего. И медленно расступились, пропуская процессию к воде.

Степан в принципе не прочь был искупаться, вот только ему совсем не мечталось закончить свой славный путь в желудке у проглота, а он не очень представлял себе, каким способом его «зверь» мог бы расправиться с такой тварью. Поэтому он ожидал от «зверя» каких-либо решительных действий еще на берегу, пока его несли, и потом, когда уже раскачивали, – до последней минуты, до последней секунды ждал, что вот сейчас вновь обрушится камнепад и вся толпа трусливо исчезнет, или у них случится массовый перелом рук и ног под его тяжестью. Но, увы: ноги наслажден-цев поднесли его к краю набережной без малейшего для себя ущерба, а руки раскачали как следует, чтобы закинуть подальше, и, оставшись-таки невредимыми, бросили. Степан под общий торжествующий вопль полетел в черную воду, на лету очень и очень сожалея, что его «зверь» обошел этих ленивых отъевшихся скотов, пьяных вседозволенностью в погибающем мире, своим вниманием.

Окунувшись, он вынырнул и медленно поплыл от берега, не желая видеть их потную толпу, застывшую в сладострастном предвкушении зрелища. Вскоре его тела под водой коснулось что-то, и он невольно быстрее заработал руками, но они тоже наткнулись на это «что-то», а потом в него уперлись и ноги. Оно было огромно и поднималось прямо под ним, так что через какое-то время он оказался лежащим на скользкой вершине большого покатого острова, судя по всему – плавучего, притом явно органического происхождения. Поднявшись на ноги и пройдясь, Степан очень скоро определил, что находится на туше проглота, похоже, увы и ах – дохлого. «А что мы сегодня кушаньки? А, вкусного красного паучка и желтую кошечку? Ну, чему ж тут удивляться, когда даже детишек в садике учат: „Красный цвет – дороги нет! Желтый – приготовиться!“ Эти существа из другого мира могли быть в принципе не пригодны в пищу местному чудовищу, а может быть, дело было в паучьем яде – кто теперь разберет, да и какая разница! Важен был результат.