Мария Симонова - Профессия – смертник

– Умоляю, не продолжайте! – воскликнул он. – Я не берусь осуждать способ питания на вашей родине – в каждом мире свои обычаи, но, увы – образы, вызывающие у вас восторженное слюноотделение, в нашем понимании отвратительны! – Этот самодовольный кусок сала кое-что смыслил в психологии: Степан почти физически ощутил, как схлынуло напряжение и стая, только что готовая наброситься и рвать его зубами, расслабилась, среди них даже послышались смешки. Ничто так не гасит ненависть, как способность посмеяться над ее объектом – его выжимательство только что с блеском преподал этот урок незадачливому гостю из далеких миров. И, удовлетворенный результатом, переключился на осуществление собственных задач, сподвиг-ших его снизойти с высот и вверзиться в какой-то полудохлый оазис.

– Только не подумайте, будто я что-то имею против вашего мировоззрения. Как бы ни разнились наши культуры, я уверен, что в них найдется немало общих черт! – Степан догадался, куда черно-золотой клонит, еще до того, как прослушал следующее предложение: – Давайте вместе отправимся в ваш мир, и вы убедитесь, что мы можем ассимилироваться в цивилизованном обществе. Трагедия Острова многому нас научила: наши люди неприхотливы, чистоплотны и умеют радоваться любой работе.

– И не прочь иногда разнообразить свое меню человечинкой, – дополнил Степан перечень вы-жимательских достоинств.

– Не судите по общим меркам тех, кто стоял у границ отчаяния, кому довелось заглянуть в разверстую пасть смерти!

«Скушал порцию дерьма? Теперь отрыгни», – подумал про себя Степан и «отрыгнул» в лицо идеологу:

– В пасти у смерти оказались те, кого вы тут заколбасили. Сначала – у смерти, потом – у вас.

– Смерть? Да что вы знаете о смерти, вы – праздные любопытные мотыльки из сытых, благополучных миров, залетающие сюда с единственной целью – пощекотать дряблые нервы? – его выжимательство оседлал любимого конька и, похоже, готов был разродиться спичем. Время его не поджимало – до пятницы, то есть до конца света, он был абсолютно свободен. Аудитория согласно кивала, ловя каждое слово – вся, кроме Степана, не чаявшего, как свернуть эту людоедскую политинформацию и разогнать поганый клуб. Внезапно его осенило.

– Да уж побольше вашего! – заявил он, заглушив в зародыше набухающую тираду. – Дело в том, – сказал Степан, – что я сам и есть смерть. В чистом виде. – И подождал, пока на лицах появятся презрительные усмешки. Особенно широко усмехнулся заваливший его давеча мелкий начальник. – Не верите? – На Земле в чистую правду верят редко. Кто сказал – национальная особенность землян? Дудки. На этой планете в нее верили не больше нашего. – Тогда попробуйте меня убить.

Да, это их зацепило. Особенно после патетических слов идеолога. Пришелец – сытая самоуверенная морда, даже близко не ведающая того ужаса, что довелось пережить им, летящим в преисподнюю верхом на агонизирующей матери-планете, жонглирует такими словами! Дерзает называть себя смертью, чей вкус вот уже месяцами вязнет у них на зубах и сильно отдает бывшими согражданами!

Не один ствол поднялся, желая указать гостю границу дозволенных шуток, через которую он непременно переползет, но не далеко – как раз настолько, чтобы успеть разглядеть и в полной мере прочувствовать на своем горле безгубые челюсти смерти.

– Не сметь! Не стрелять! – почти взвизгнул главный. Ага, испугался! Припекло наконец! Он на миг утратил контроль над ситуацией, и ценный пленник едва не спровоцировал собственный расстрел. Жаль, так и не довелось ему увидеть, чей бы это на самом деле был расстрел! «Ну что ж, два-ноль в твою пользу. Но вторая попытка почти удалась! –г подумал Степан. – А на третьей я тебя сделаю».

– Вы хотели от нас ускользнуть? (Степан отметил эти его подчеркнутые «нас», «нам» и «наши». Его выжимательство как бы отождествлял себя с народом, а по сути, просто величал свою персону во множественном числе.) Самым быстрым и надежным способом – убив себя, поскольку другого выхода у вас нет. Неужели вам так претит мысль спасти кучку обреченных, – сказал он с горечью, – эвакуировав их на свою планету?

– Вам там не место, – отрезал Степан, а про себя добавил: «Там и без вас дерьма хватает. Но вам об этом знать необязательно. Пускай считают мою родину вместилищем благородных сердец, где каждый скорее сам умрет за соотечественника, чем раскатает губы его съесть. И где не боятся гибели, когда она становится единственным способом избавить свой мир от подонков».