Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)

Он с самого начала сделался сторонником Бенсингтона, Редвуда и «Пищи богов», а по временам проявлял такой авторитетный тон по отношению к великому открытию, что даже самому Бенсингтону приходилось отступать перед ним на задний план.

— Все эти мелочи ничего не значат, — заявил он в ответ на сомнения Бенсингтона относительно опасности проведения опытов над людьми, — решительно ничего не значат. Важное открытие. Обращаясь с ним умело, толково контролируя действие нашей Пищи, мы получим могущественное средство для воздействия на жизнь вообще. Надо зорко следить за делом. Мы не должны ни бросать его, ни выпускать из своих рук.

И он действительно не выпускал. У Бенсингтона он бывал теперь каждый день. В определенный час карета его неизменно подкатывала к крыльцу дома на Слэн-стрит, и через несколько минут он уже находился в гостиной с какими-нибудь новыми сведениями или предложениями.

— А знаете ли, — говорил он, например, — вчера Катергам разглагольствовал о нашей Пище в церковной ассоциации.

— Ведь он, кажется, родственник премьер-министра, не правда ли? — спрашивал Бенсингтон.

— Да, они в родстве, — отвечал Уинклс. — Способный молодой человек, очень способный. Правда, реакционер, сбитый с толку, упрямый, но все же очень талантливый. Он, по-видимому, намерен добиться славы, борясь с нашим открытием. По крайней мере, принялся за это очень горячо. Вчера говорил о нашем предложении ввести Пищу в начальные школы…

— Как, в начальные школы? У кого же было такое предложение?

— Да я как-то проговорился на этот счет в политехникуме… так, мимоходом. Пытался разъяснить благотворное влияние Гераклеофорбии, доказывал, что она вполне безвредна, несмотря на некоторые случайности, которые свидетельствуют о противном, но больше уже не повторятся… Понятно, если препарат будет вполне чист… Ну, вот Катергам и подхватил нечаянно брошенное мною слово.

— Что же вы сказали?

— Да пустяки! Так, с языка сорвалось! А он, как видите, принял это всерьез, говорит, что на начальные школы и без того тратится слишком много денег, вспомнил известную историю с уроками музыки. Знаете, конечно? «Никто, — говорит, — не препятствует детям низших классов народа получать образование, соответствующее их общественному положению, но кормить Пищей такого рода — значило бы уничтожить в них всякое чувство соразмерности»… На этот счет он особенно распространялся. «Зачем, — говорит, — это нужно, чтобы бедные люди достигали тридцати семи футов роста?..» Он ведь и в самом деле верит, знаете ли, что они дорастут до тридцати семи футов, — прибавил Уинклс с улыбкой.

— Да и дорастут, если кормить Гераклеофорбией аккуратно, — сказал Бенсингтон. — Но ведь никто этого не предвидит…

— Ну, я-то предвижу.

— Так как же вы, дорогой Уинклс…

— Я-то знаю, что они вырастут гораздо больше, — прервал Уинклс с таким авторитетным видом, как будто он гораздо лучше Бенсингтона знает, о чем говорит. — Несомненно больше!.. Но послушайте, что он говорит далее: «Что же, — говорит, — будут они от этого счастливее?» Слышите? Не правда ли, чудесно? «Станут от этого лучше? Будут они с большим уважением относиться к собственности и к законным властям? Да, наконец, будет ли это справедливо по отношению к их родителям и семьям?» Как вам это нравится? Такого рода люди всегда очень заботятся о справедливости. «Даже теперь, — говорит, — многие родители не в состоянии кормить и одевать своих детей, а что же будет тогда?» Каково!..

— Он, как видите, поймал меня на неосторожно сказанном слове. Ну, а затем он начал вычислять, сколько будут стоить брюки для подростка двадцати с лишком футов ростом. «По самой дешевой расценке, — говорит, — десять фунтов»… Чудак этот Катергам! Ужасно мелочен… «Плательщики податей, — говорит, — должны с этим считаться. Да, наконец, — говорит, — нужно же иметь в виду и родительскую власть». Вот это все тут — два столбца, — прибавил Уинклс, подавая Бенсингтону газету. — «Каждый отец, — говорит, — имеет право воспитывать своих детей в соответствующих его званию размерах».

Пройдясь по комнате, Уинклс продолжал:

— А потом Катергам перешел к вопросу о приспособлении школьных зданий и обстановки, о стоимости хотя бы одной только школьной мебели. И все это с цифрами… «Ну, и чего же, — говорит он, — мы добьемся? Создадим пролетариат, состоящий из голодных гигантов? Вообще, — говорит, — если это дикое предложение относительно школ и не пройдет, то все-таки Гераклеофорбия — вещество вредное: один раз его попробовав, вы уже не в состоянии будете без него обойтись»…