Уильям Тенн: Разгневанные мертвецы

--Скажите-ка мне вот что,--предложил я.--Как вы назвали бы меня?

Они удивились.

--Вы хотите знать, как я называю вас,--пояснил я.--Но скажите сперва, как вы называете таких людей, как я, тех, кто был... рожден. У вас наверняка есть собственные эпитеты.

Ламед ухмыльнулся так, что его зубы блеснули полумесяцем на фоне смуглой кожи.

--"Реалы",--ответил он.--Иногда мы называем людей "реалами".

Потом заговорили остальные. Нашлись и другие клички, много других кличек. И они захотели, чтобы я услышал их все. Они перебивали друг друга; они выплевывали слова так, словно каждое было ракетой или снарядом, и они выстреливали их в меня, с ненавистью глядя мне в лицо и оценивая удачность попаданий. Некоторые из прозвищ оказались забавными, некоторые весьма злобными. Мне особенно понравились "живородки" и "утробники".

--Ладно,--сказал я через некоторое время.--Полегчало?

Они все еще тяжело дышали, но им стало легче. Я это видел, а они это понимали. Атмосфера в классе слегка разрядилась.

--Во-первых,--сказал я,--я хочу напомнить, что вы все взрослые парни и все такое прочее, и можете сами о себе позаботиться. Отныне и навсегда, если мы вместе зайдем в бар или лагерь отдыха, и кто-то примерно вашего ранга произнесет слово, которое вам послышится как "зомби", вы имеете полное право подойти к нему и начать разбирать на части--если сможете. Если же этот некто, что вероятнее всего, окажется примерно моего ранга, то разбирать его на части стану я, потому что я весьма чувствительный командир и не люблю, когда моих людей оскорбляют. И всякий раз, когда вы решите, что я обращаюсь с вами не как со стопроцентными людьми, полноценными гражданами нашей солнечной системы, и так далее, я разрешаю подойти ко мне и сказать: "Послушай, ты, грязный утробник, сэр..."

Все четверо улыбнулись. Улыбки были теплыми, но они медленно, очень медленно угасли, а глаза их снова стали холодными. Они смотрели на человека, который, в конце концов, отличался от них. Я выругался.

--Все не так просто, командир,--заметил Ванг Хси.--К сожалению. Вы можете называть нас стопроцентными людьми, но это не так. И любой, кто назовет нас нулями или тушенкой, имеет на это определенное право. Потому что мы не столь хороши, как... как маменькины сынки, и мы об этом знаем. И мы никогда не станем настолько хороши. Никогда.

--Про это мне ничего не известно,--ощетинился я.--Да вы знаете, что некоторые ваши технические данные...

--Технические данные, командир,--мягко возразил Ванг Хси,--не делают из нас людей.

Сидящий справа от него Вейнстайн кивнул, немного подумал и добавил:

-- А группы людей не составляют расу.

Теперь я понял, куда движется разговор. И мне захотелось вырваться из этой комнаты, прыгнуть в лифт и выбежать из здания, пока кто-нибудь не произнес еще одно слово. "Приехали,--подумал я.--Все, парень, деваться некуда". Я поймал себя на том, что сижу, раскачиваясь из стороны в сторону. Тогда я слез со стола и вновь начал расхаживать.

Ванг Хси не успокоился. Мне следовало догадаться, что он не успокоится.

--Заменители солдат,--сказал он, поморщившись, словно эти слова прозвучали впервые.--Заменители солдат, но не солдаты. Мы не солдаты, потому что солдаты--мужчины. А мы, командир, не мужчины.

На мгновение наступила тишина, потом меня прорвало, и я рявкнул, надрывая легкие:

--Да почему вы решили, что вы не мужчины?

Ванг Хси посмотрел на меня удивленно, но ответил опять негромко и спокойно:

--Вы знаете почему. Вы ведь видели наши спецификации, командир. Мы не мужчины, не настоящие мужчины, потому что не можем воспроизводить себе подобных.

Я заставил себя сесть и осторожно опустил трясущиеся ладони на колени.

--Мы стерильны, как кипяток,--услышал я голос Юсуфа Ламеда.

--Во все времена множество мужчин,--начал я,--не могли...

--Дело не во множестве мужчин,--прервал меня Вейнстайн.--Эта проблема касается нас всех.

--Нулем ты был, и в нуль обратишься,--пробормотал Ванг Хси.--Могли хотя бы некоторым из нас дать шанс. У нас могли получиться не такие уж и плохие дети.

Роджер Грей шарахнул по стулу огромным кулаком.

--В том-то и дело, Ванг!--яростно воскликнул он.--Дети могут оказаться слишком хороши. Наши дети могут получиться лучше--и что тогда станет делать эта гордая и заносчивая раса реалов, которая так любит наделять низшие существа кличками?

Я сидел, снова глядя на них, но теперь видел совсем другую картину. Я видел не медленно ползущую ленту конвейера с человеческими органами и тканями, над которыми корпят усердные биотехники. Я видел не помещения, где десятки взрослых мужских тел плавают в питательном растворе, подключенные к обучающей машине, которая круглые сутки вдалбливает в них тот минимум необходимой информации, без которой это тело не сможет заменить человека на самом кровавом участке боевого периметра.