Феликс Пальма - Карта неба

Его излишне оптимистичные мысли были прерваны жужжанием ошейника, возвещавшим, что уже можно покинуть камеру. Ни у одной из здешних камер не было дверей, поскольку проклятые ошейники контролировали движения узников гораздо лучше самого хитроумного запора. Однажды ночью, в самом начале плена, Чарльзу привиделись жуткие кошмары. Такое часто с ним случалось, но на сей раз видения были столь явственными, что заставили его, еще не до конца проснувшегося и пребывавшего в зыбком состоянии между сном и бодрствованием, встать и выйти из камеры, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Едва он отошел на несколько шагов, как очутился в совершенно пустынной местности, посреди бескрайней ледяной равнины, под небом, из которого, как из открытой раны, сочилась красноватая жидкость и которое освещалось двумя маленькими неприветливыми солнцами, чьи лучи охлаждали, вместо того чтобы нагревать, а над промерзшей землей невесомой вуалью струились зловонные испарения, насыщая атмосферу, в которой, как с ужасом обнаружил Чарльз, почти отсутствовал кислород. Он пытался уловить его судорожно распахнутым ртом, но лишь наполнил легкие ядовитой смесью. Обливаясь потом, он покачнулся и рухнул на эту странную землю, а потом долго и отчаянно балансировал между жизнью и смертью, пока в коротком спасительном просветлении не понял, где на самом деле находится. Тогда он пополз к своей камере, извиваясь как полудохлый червяк, и наконец, собрав последние силы, сунул голову в проем. Он еще успел пару раз вдохнуть чистого воздуха, прежде чем потерял сознание. Так он открыл, почему у камер нет дверей и почему марсиане не охраняют коридоры. Ошейники были гораздо эффективнее.

Когда покалывание в ногах прекратилось, Чарльз спрятал тетрадку под матрас, довольный, что успел вовремя закончить намеченный эпизод. Его камера располагалась на одном из верхних ярусов громадной металлической конструкции, служившей бараком для узников, а потому с узкой платформы, куда стекались полусонные заключенные его этажа, открывался вид на весь лагерь. Чарльз задержался здесь на несколько секунд, смиренно разглядывая место своей скорой смерти, панораму, которая с каждым днем становилась все более чужой, потому что незаметно менялась. Хотя пирамида в центре лагеря была еще не достроена, она уже выглядела гигантской. А в эту минуту, когда восходящее солнце только-только появилось из-за одной ее грани, оставляя оранжевые отблески на хромированной поверхности, она даже казалась красивой. Но Чарльз знал, что это громадное сооружение на самом деле представляет собой ужасное, чудовищное устройство. Несколько месяцев назад на нижних ярусах пирамиды, ближе к ее основанию, начали появляться зеленоватые горизонтальные отблески, сопровождаемые странным гулом. Стороны основания были настолько длинными, что этим вспышкам требовалось несколько часов, чтобы сделать полный круг, и если ты случайно работал рядом с пирамидой в тот момент, когда странное свечение скользило по ее поверхности, напоминая солнечных зайчиков, то ощущал сильную боль в легких, немедленно вызывавшую приступ кашля. Что бы там ни должна была сделать с земной атмосферой эта циклопическая пирамида, она уже начала свою работу.

За пирамидой, в глубине ландшафта, лепились одна к другой уродливые марсианские хижины, напоминавшие бледно-розовые луковицы; с их крыш свисали какие-то трубки, казалось, сделанные из ставшего вдруг гибким стекла, они беспорядочно спускались по стенам, придавая домикам сходство с вывернутыми наизнанку громадными медузами. Далее эти трубки вились по земле и на определенном расстоянии от скопления хижин зарывались в грунт в направлении пирамиды. Время от времени по ним тоже пробегало странное зеленоватое свечение, исходившее от пирамиды, и, когда такое случалось, стадо неподвижных медуз начинало ритмично шевелиться, словно у него открывалось дыхание.

Слева от лагеря, на порядочном удалении от пирамиды и хижин, располагалась огромная яма в виде воронки. Туда сбрасывали трупы людей. Но в этот ужасный колодец попадали не только трупы. Если марсиане считали, что такой-то заключенный должен быть по какой-то причине наказан или же он имел несчастье заболеть и настолько ослабеть, что не мог работать, то тогда обруч на его шее издавал глухой стон, и несчастный начинал шагать в направлении воронки, не в силах изменить свою судьбу, словно марионетка на невидимых ниточках. Чарльз не раз видел, как заключенные сражались с собственными ногами, хватаясь по пути за все, что могло бы их удержать, и тогда сопровождавшие их двое марсиан ломали им руки, заставляя разжаться, или сами волокли узников к воронке, если те цеплялись за землю. Как бы то ни было, все заканчивали тем, что попадали в воронку и, кружась по ее гладким и блестящим стенкам, сначала медленно, потом, по мере снижения, все быстрее, с дикими воплями проваливались в центральное отверстие. Их крики были слышны еще несколько минут, жутким эхом отражаясь от стенок воронки. Содрогнувшись, Чарльз отвел глаза от ямы. Дня не проходило, чтобы проклятая воронка не засасывала кого-нибудь из них, живого или мертвого, и он вновь, как всегда по утрам, подумал, не наступит ли сегодня его черед, когда в разгар рабочего дня ошейник вдруг начнет управлять его ногами, и он обнаружит, что шагает к воронке так спокойно, что со стороны могло бы показаться, что он делает это добровольно, если бы не исказившая лицо гримаса отчаянного страха.