Часто я папины надежды не оправдывал. Когда мне было 5 лет, он пригласил приятеля — первую скрипку оркестра нашего музыкального театра. Тот меня прослушал, сказал, что у меня абсолютный музыкальный слух, и согласился обучать меня игре на скрипке. Начались мои мучения. Дальше «Во поле березка стояла» у меня дело не пошло. Я устроил истерику, сломал скрипку и смычок, специально для меня привезенные из Москвы, катался по полу, стуча ногами, и от меня отстали.
В 6 лет меня отдали в школу «по блату». Мне там не понравилось, и через 3 месяца меня вернули в детсад, а в 7 лет я пошел в школу, уже имея за плечами кое-какой опыт.
Не оправдались папины надежды привить мне любовь к математике. Математические способности у меня были, а любви не было. Когда я просил отца помочь решить трудную задачу или пример, он непременно делал это, но с условием, чтобы я потом за это решил 10 аналогичных. Понятно, что с такими просьбами я обращался к отцу нечасто.
Отец был отличным шахматистом и обучил меня этой игре. И тут я не оправдал его надежд — мне эта игра не понравилась. Зато нам с братом очень понравилась игра в математическое домино «Телефон». Однажды мы играли с отцом в «Телефон» и он сидел как-то так, что его камни отражались в его очках и были мне хорошо видны. Он никак не мог понять, почему в этот раз он все время проигрывает, а, когда понял, огорчился. «Смысл игры, — сказал он, — не в победе любой ценой, а в удовольствии от честной игры».
Однажды я задал отцу детскую загадку: «Какой рукой ты вытираешь попу?» Он неожиданно задумался и ответил: «Поскольку я — левша, то, конечно, левой». «А я — бумажкой!» — выпалил я, радуясь, что отец «купился» на подвох. Почему-то это его обидело.
Отца часто вызывали в школу из-за моего поведения. Моя неуемная детская фантазия требовала выхода. Натертая свечкой классная доска, испачканные чем-нибудь липким учительские стол и стул, пистоны и капсюли патронов, подложенные под ножки учительского стула, кнопки на его сидении, кусочки карбида, брошенные в чернильницы-непроливайки, от чего происходила химическая реакция и грязная пена, выползая из них, пачкала парты и лежащие на партах учебники и тетради, выпущенные на уроке мыши и тараканы, заставлявшие визжать девчонок, — вот неполный перечень наших мальчишеских шалостей. Причем, я был не столько членом команды, организовывавшей эти безобразия, сколько ее мозгом — генератором идей. Мы очень любили «дымучки». Кусочек фотопленки скручивался в тугую трубочку, обертывался бумагой, поджигался и тут же тушился. При этом получалось много едкого дыма. При разбирательстве по этому поводу, я напирал на то, что я не зажигал, а лишь тушил «дымучки», то есть предотвращал пожар, хотя едкий дым получался как раз в результате тушения.
В 4-ом классе я организовал «декабрьское восстание» под лозунгом «Долой дополнительные занятия!» Живущие на севере знают, что такое актированные дни. При сильном морозе или пурге занятия в школах отменяются. Это неожиданный детский праздник — подарок заполярной природы. Один из своих коллективных сборников воркутинские поэты так и назвали «Актированный день». В ту зиму таких дней накопилось больше месяца, мы сильно отставали от программы, поэтому и были организованы дополнительные занятия, что мы считали верхом несправедливости. Мы нарисовали плакат, изготовили листовки. Администрация школы усмотрела в этом политические мотивы, указала родителям на неправильное воспитание в семье, а ведь наши отцы были бывшими политзаключенными, чего мы еще не понимали.
В том же учебном году меня исключили из пионеров за неявку на первомайскую демонстрацию. Когда меня спросили, почему я не пришел, я ответил, что стоял в очереди за индейкой. Тогда на праздники «выбрасывали» дефициты.
Отправившись на демонстрацию, я увидел, что из магазина несут индеек, вернулся домой за деньгами, и, выстояв сравнительно небольшую очередь, купил индейку. Меня спросили, а что нельзя было купить после демонстрации, на что я ответил, что после демонстрации очереди намного больше. Незадолго перед этим троих моих приятелей- одноклассников исключили из пионеров, застав их в подъезде за распиванием бутылки дешевого вина.
В 5-ом классе, получив на уроке английского двойку, я, вернувшись за парту, тут же сделал из почему-то оказавшейся под рукой веревки петлю, накинул ее себе на шею и начал затягивать, лицо у меня при этом, естественно, покраснело.
— Каганцов, прекратите баловаться! — сказала учительница.
Читать дальше