Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Конечно же, мой папа не заметил происходящего, ибо это все происходило у меня внутри. И как я ни была напугана в этот момент, я интуитивно понимала, что это «что-то» нужно спрятать от него, нужно спрятать от всех. Это интуитивное знание, что «это» — мой секрет, который я должна хранить, а также другие навыки «маскировки», которым я научилась, чтобы управлять своей болезнью, стали центральными звеньями моего опыта жизни с шизофренией.

Однажды ранним вечером, когда мне было около десяти лет, никого не было дома в течение какого-то времени и почему-то — почему, не могу сейчас вспомнить, я была дома совсем одна, ожидая, когда все они вернутся. После захода солнца снаружи моментально стало темно. Где они все? Они сказали, что будут дома к этому времени. Внезапно я почувствовала уверенность, что слышала, как кто-то проник внутрь. Это на самом деле было не звуком, а каким-то убеждением, каким-то чувством. Угроза.

Это тот человек, сказала я себе. Он знает, что никого из взрослых нет дома, он знает, что я тут одна. Что мне делать? Я спрячусь в шкафу. Надо сидеть тихо. Дышать еле слышно, дышать тихо-тихо.

Я ждала в шкафу, охваченная страхом, окруженная темнотой, пока мои родители не вернулись домой. Прошло, пожалуй, не больше часа, но он тянулся целую вечность.

«Мама!» — выдохнула я, открыв дверь шкафа и заставив их подпрыгнуть от неожиданности. «Папа! В доме кто-то есть. Вы его видели? С вами все в порядке? Почему… почему вас не было так долго?»

Они посмотрели друг на друга, и папа покачал головой. «Здесь никого нет, Элин», — сказал он. — «Никто не входил в дом. Это твое воображение».

Но я настаивала. «Нет, нет, я его слышала. Здесь кто-то был. Пожалуйста, проверьте». Вздохнув, мой отец прошел по всему дому. «Здесь никого нет». Его слова звучали не успокаивающе, а скорее пренебрежительно. Мое ощущение нависшей опасности не прошло, но я больше не говорила о ней с родителями.

Большинство детей проходит через такие же страхи, в пустом доме или пустой комнате, или даже в знакомой спальне, которая становится чужой, как только выключается свет. Большинство из них вырастают или их рациональный разум встает защитой между ними и страшилищем. Но мне этого никогда не удавалось. И поэтому, несмотря на энергичное соперничество с моими братьями, на мои хорошие отметки, на мое ощущение силы, когда я каталась на водных лыжах или велосипеде, внутренне я начала сжиматься, несмотря на то, что росла ввысь. Я была уверена, что окружающие могли видеть, как я напугана, как я застенчива и неадекватна. Я была уверена, что они говорили обо мне, когда бы я ни заходила в комнату, или как только я из нее выходила.

Когда мне было двенадцать, и я была маниакально озабочена дополнительным весом, который подростковый возраст добавил к моей фигуре (и ростом, который неожиданно появился вместе с ним — я почти достигла 183 сантиметров), я целеустремленно села на экстремальную диету. К тому времени мои родители исключили из нашего питания хлеб, они постоянно говорили о необходимости считать калории, поддерживать здоровую, стройную конституцию. Иметь излишний вес считалось очень плохим признаком — это было непривлекательно, это означало, что кто-то либо был жаден, либо не умел себя контролировать. В любом случае, они пристально следили за всем, что мы ели.

Это было задолго до того, как стало модным и обычным следить за тем, что мы кладем в рот (и откуда оно взялось, и сколько в нем белка, и какое содержание углеводов, или где на инсулиновой шкале оно находится). Это было задолго и до того, как расстройства питания стали известны широкой публике: ни анорексия, ни булимия еще не были широко известны, и, конечно, никто из тех, кого мы знали, не ходил к врачам или психологам по поводу набора или потери веса — да и ни по какому другому поводу. Все, что я знала, это то, что я начала толстеть и что мне надо опять стать худой. И я поставила перед собой эту цель.

Я уменьшила свои порции вдвое. Я размазывала еду по тарелке, чтобы казалось, что я поела. Я отказывалась от картошки и пропускала воскресный завтрак. В школе я пропускала обед. Я разрезала мясо на мелкие кусочки, потом разрезала эти кусочки на еще меньшие. Я перестала перекусывать и никогда не ела десерт. Я начала таять, но некоторое время никто ничего не замечал. К тому моменту, как кто-то обратил на это внимание, во мне было сто семьдесят семь сантиметров роста, и я весила всего сорок пять килограммов.