Внешне казалось, что моя семья была очень благополучной — как на обложке журнала, нарисованной Норманом Роквеллом, или из доброго комедийного телевизионного сериала пятидесятых. И действительно, моя мама была, как сейчас бы ее назвали, «домашней мамой» или домохозяйкой. Она всегда была дома, когда мы возвращались из школы, следила, чтобы мы обязательно перекусили — до сих пор хлопья с холодным молоком для меня «еда из детства». Мы всегда ели вместе всей семьей, и хотя мама не много готовила (готовила домработница, а со временем мой папа пристрастился к готовке и очень в ней преуспел), в буфете всегда был пирог (хоть и магазинный), в холодильнике свежие фрукты, и свежее белье в наших шкафчиках.
Однако за красивым фасадом все было сложнее, как и в любой семье. Как и у всех родителей, у моих были и сильные и слабые стороны. Они были очень близки; на самом деле, они получали гораздо больше удовольствия в компании друг друга, чем с другими людьми, включая иногда и собственных детей. Как и многие пары пятидесятых годов, их сложно было представить отдельно друг от друга. Моя мама всегда была очень нежной с папой на людях, он с ней — не очень, хотя никогда не бывал пренебрежительным или грубым. Но всегда было понятно, что он был главным. Для моей мамы девизом всегда было: «Все, что ты захочешь, дорогой!», как это было и для ее мамы. Если у нее и были какие-то карьерные амбиции, когда она пошла в колледж, я никогда о них не знала; хотя она была центральной фигурой в успешном антикварном бизнесе, который мои родители начали вместе. Но все равно, ничто не изменилось в их отношениях за прошедшие годы. Недавно моя мама призналась, что она отказалась от своих политических взглядов, чтобы разделить взгляды моего отца.
Со своей стороны, несмотря на чувство юмора, зачастую граничащее с непристойностью, мой отец мог быть очень бескомпромиссным в своих мнениях и реакциях. В его отношении к другим людям всегда была нотка подозрительности, особенно когда дело касалось денег. В этом он был копией своего отца.
Мои родители никогда не скрывали своего отвращения к религиозному фанатизму и расизму. Например, мы могли ругаться любыми словами, но любые расовые или национальные комментарии были всегда полностью запрещены. Каким бы провинциальным Майами ни казался в то время (мой отец часто говорил, что у этого города были все недостатки больших городов и никаких их преимуществ), напряженные отношения между афро-американцами и кубинскими иммигрантами и беспорядки в 1970-м (во время которых полиция не раз беспокоила нашу афро-американскую домработницу), научили нас, что даже знакомый пейзаж в тумане предрассудков может непредсказуемо измениться.
Какими бы ни были их (и наши) недостатки, родители всегда нам говорили «Я тебя люблю», и в детстве, и сейчас. До сих пор они открыто проявляют нежность ко всем нам, и даже приветствуют моих друзей объятиями и поцелуями. Мои родители никогда не были жестокими, не были сторонниками наказаний, и никогда не применяли физическую силу, пытаясь привить нам дисциплину; они просто дали нам понять, с самого раннего детства, как многого они ожидают от нашего поведения, и когда мы не достигали этой высокой планки, они подхлестывали нас своим разочарованным удивлением.
Мы также не нуждались особенно и в материальных благах. Мы были крепким средним классом, и с течением времени наше благосостояние возрастало. Мой отец, как юрист, имел дело с недвижимостью, покупкой-продажей земли и наследственными делами — все это росло с развитием Майами. Когда мне было тринадцать, мои родители открыли магазин антиквариата в пяти минутах езды от дома. Он тоже процветал, и родители начали покупать и перепродавать товары из Европы, что со временем стало означать две-три ежегодные поездки во Францию, а также то, что мы стали проводить много времени в Нью-Йорке.
Поэтому у нас не было забот о крыше над головой, насущном хлебе или ежегодных семейных поездках на каникулы. От нас ожидалось поступление в колледж, и подразумевалось, как само собой разумеющееся, что родители оплатят наше образование. Они были любящими, работящими, в меру целеустремленными (для себя и для детей) и, в большинстве случаев, добрыми. В общем, как это описывается в психологической литературе, «достаточно хорошими» — и они воспитали троих славных детей, нелегкое дело в те, да и в любые другие, времена. Мои братья выросли достойными мужчинами: Уоррен работает трейдером на Уолл-стрит, Кевин — инженер-строитель в Майами. Оба самореализовались в своих профессиях, у обоих — жены и дети, которых они любят, и которые любят их. И я знаю, что мою собственную склонность к работе в полную силу и стремление к успеху можно напрямую проследить от моих родителей.
Читать дальше