Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света

Через два дня антициклон кончил качать холодный воздух из Антарктиды в сторону экватора. Ветер ослаб, но держался ближе к южному направлению. Я достигла 31° южной широты, можно было считать, что это уже летний край пассата. Внимательно искала на небе знакомые белые барашки — симпатичных спутников приличной погоды. От 30° плавание, действительно, стало спокойным. В соответствии с прогнозом Атлантика держалась спокойно. Теперь на палубу не попадало ни капли воды. Тяжелую геную можно было заменить «малышкой». Нельзя было заменить лишь толстую штормовку: хотя противоводная защита мне уже не требовалась, но она служила пока дубленкой. Погода менялась, однако самым благоприятным образом. Ветер колебался от юго-западного до юго-восточного. Небо редко было полностью покрыто тучами. С повышением давления ветер усиливался до четырех баллов и держался около полутора суток. Затем давление чуть упало, ветер тоже ослаб до трех баллов. Рост давления вызывал легкое похолодание, снижение — приятно повышало температуру воздуха. Океан при такой погоде разбалтывался не сильно.

На 25° пассат посерьезнел и стал стабильным. По-прежнему был чувствителен к колебаниям давления, но дул на балл сильнее. Увеличились суточные пробеги — ежедневно «Каурка» преодолевала по сто с лишним миль на пути к дому.

Единственно, что меня огорчало, был именно дом. Плылось мне великолепно, погода была отличная, на яхте все действовало безупречно, а я никому не могла этим похвастаться. Каждый вечер в установленное время настраивала приемник на частоту Гдыни-Радио — и ничего. Вместо знакомого вызова в эфире творилось что-то странное. Начиналось с «пири-пири», затем шел длинный разговор на совершенно неизвестном мне языке — иногда диалог, чаще монолог. Время от времени слышалась торжественная мелодия: Нередко речь прерывалась собачьим лаем. Я не знала, что это за станция, но, во всяком случае, экзотическое «пири-пири» было очень сильным — заглушало весь мир и Гдыню-Радио также.

Было грустно и беспокойно. Дело было даже не во мне, я была убеждена, что рано или поздно связь восстановится. В той стороне в Северной Атлантике слышимость была отличной.

Если доберусь до тех широт, то кончатся мои хлопоты. В Кейптауне мне сказали, что Найоми Джеймс на пути к югу тоже потеряла связь с Великобританией. Вероятно, такова прелесть этой акватории. Но мой муж, родные и друзья очень беспокоятся. Тем более, что муж уехал из Кейптауна в полной уверенности, что радиотелефон после замены кварцев находится в идеальном состоянии.

Тогда я решила действовать от обратного: я не слышу Гдыню, так как она далеко, но если будет вызывать «Мазурка», то, может быть, мой вызов примет какое-нибудь польское судно. Пусть даже мы не установим связи, но оно, может, передаст на родину, что «Мазурка» дает вызов, следовательно, она жива. Ежедневно в условленное время я слушала и вызывала Гдыню-Радио — пока безрезультатно.

18 февраля прошла нулевой меридиан. Снова мы плыли с «Мазуркой» по западному полушарию. Связи по-прежнему не было, только «пири-пири» упорно шумело. Поскольку было тепло и плылось мне хорошо, я придумала дополнительное занятие — ночную астронавигацию, чтобы заглушить тоску. Начала с получения линии положения по Луне, но вскоре переключилась на звезды и планеты. Это было искусство ради искусства — дополнительные линии были не очень уж нужны. Но три страницы столбиков с последующим сложением и копанием в пособиях отлично заполняли свободное время вечером и позволяли отвлечься от того, что подошло время связи, свято соблюдаемое всю дорогу. Я играла в звезды немного и из-за упрямства. Многие известные мне авторитеты утверждали, что обсервация звезд на малой яхте бессмысленна, поскольку получаемая точность недостаточна. А рядовые яхтсмены, с которыми я знакомилась в очередных портах, утверждали противоположное. Присоединяюсь к их мнению. Явных глупостей у меня не получалось — обман тут не скроешь, а треугольники ошибок были такими, что в них мог признаться и профессиональный штурман. Более сильное волнение или пасмурность требовали больше времени, но для меня важно было именно это.

20 февраля решила: мое местоположение таково, что можно плыть, не меняя курса, пока не кончится пассат. Он был достаточно стабилен, чтобы приделать «Каурке» крылышки взамен генуи и стакселя. Установка пассатных стакселей перестала быть для меня многочасовым мучением — я это делала теперь быстро и, по-моему, ловко. Не зря же проплыла уже 25 тысяч миль. Вообще-то, эти стаксели можно было поставить еще неделю назад, но когда я их приготовила, то обнаружила, что нахожусь чересчур близко к судоходной трассе Кейптаун — Нью-Йорк. На практике получилось, что всю эту неделю по океану плыло несколько больших танкеров. При необходимости я бы не смогла маневрировать яхтой, опутанной паутиной гиков и пассатных стакселей. При генуе и стакселе курс можно было сменить за несколько минут, к тому же пробеги под этими парусами были вполне приличны.