Адам Багдай - 0:1 в первом тайме

На площади Парижской коммуны машина резко свернула вправо, к Висле. Потом опять влево. Колеса грузовика запрыгали по неровной мостовой. Ящики плясали и сталкивались друг с другом, как пьяные. Манюсю казалось, что эта бешеная езда будет длиться вечно.

Внезапно грузовик резко затормозил, и мальчик вместе с грохочущими ящиками поехал к самой кабине. Выглянув, он убедился, что грузовик замедляет ход и сворачивает к какой-то постройке. Одним прыжком он был у заднего борта. Оперся о него руками и выскочил…

Подошвы его точно обожгло от резкого удара, и Манюсь, не удержавшись на ногах, упал на землю. В ту же минуту он различил над собой чью-то тень. Тень эта росла, пока не покрыла его целиком, придавив к земле. Мальчик рванулся, поднял голову и узнал Королевича.

— Пусти! — крикнул он в отчаянии.

Где-то в стороне раздался резкий свист, и в воротах появился мужчина в распахнутой на груди рубашке.

— Что еще там случилось? — зло крикнул он.

— Он был в машине, пан шеф, — выдавил Королевич, крепко держа Чека.

Подбежавший человек схватил Манюся за шиворот и снова придавил к земле. Потом, одним рывком подняв его на ноги, затащил мальчика в подворотню.

— Кто это? — спросил он стоящего рядом Королевича.

— Это тот самый Чек, знаете…

Плотный мужчина, которого Королевич называл шефом, прислонил мальчика к стене.

— Ты что здесь делаешь, щенок? Зачем сюда приехал? Говори, не то я тебе голову разобью о стенку!

Манюсь замер от страха. Он сжался и закрыл глаза. Раздался хриплый голос старшего Вавжусяка:

— Как ты сюда забрался, гад?

На мальчика обрушился град ударов. Застонав, он рухнул на колени и вдруг почувствовал страшный пинок в живот. К горлу подступила тошнота, и Манюсь потерял сознание.

Придя в себя, мальчик в слабом свете керосиновой лампы разглядел три склонившиеся над ним физиономии: красную, обрюзгшую — шефа, смуглую, почти детскую — Королевича и перекошенную от злости — старшего Вавжусяка.

— Дышит еще, — сказал шеф.

— Ничего с ним не сделается, — добавил Ромек Вавжусяк.

Королевич молча, огромными от испуга глазами смотрел на лежащего на земле Чека. Губы его дрожали.

Ромек толкнул мальчика ногой:

— Вставай!

Манюсь приподнялся на руках, потом на коленях и с трудом встал.

Вавжусяк схватил его за горло.

— Где ты прыгнул в машину? — спросил он, тряхнув мальчика.

Но Манюсь только со страхом глядел на него.

— Говори или задушу!

— У пана Лопотека!

— Кто тебе велел?

— Я сам…

— Для чего?

Манюсь пожал плечами. В этом движении было такое безграничное бессилие, что Вавжусяк отпустил его и, вытерев рукой вспотевший лоб, повернулся к шефу.

— Ну, что теперь с ним делать?

Шеф посмотрел на мальчика налитыми кровью глазами.

— Пускай посидит здесь.

Может, наберется ума.

Они вышли. Медленно, со скрежетом закрылась за ними дверь. Еще какое-то мгновение сквозь щели проникали бледные, мигающие полоски света, но вскоре и они потускнели и исчезли. Манюсь остался один. Стоял, опершись о стену, и всматривался в неразличимый уже прямоугольник двери. Вокруг было темно. Пахло сыростью и затхлостью погреба. Манюсь рукавом вытер нос. От нестерпимой обиды горячие и горькие слезы стекали по щекам. Он чувствовал их соленый вкус на запекшихся губах. И все время его одолевала одна мысль: «Ведь завтра же матч… ведь завтра матч… Как они без меня сыграют?..»

Стефанек вернулся домой поздно. По дороге к дому его одолевало беспокойство: «Сумеет ли мальчик сам заварить чай? Найдет ли в шкафчике масло и сахар? Выкупается ли перед сном?» Тренер заботился о Манюсе, как о родном сыне. Когда он поставил мотоцикл в сарай, перед ним выросла высокая фигура пана Лопотека.

— А я как раз был у вас, — сказал механик. — Хотел справиться, не вернулся ли Чек.

Стефанек изменился в лице:

— Разве его нет?

— Я звонил — никто не открывает.

— Может быть, парнишка спит. Нужно посмотреть.

Они быстро взбежали на второй этаж. Стефанек повернул ключ в замке, толкнул дверь и включил свет. Топчан был пуст. Тщательно постеленное одеяло так и осталось нетронутым.

— Нет его, — произнес он, будто про себя.

Так вот же… — сказал пан Лопотек, взлохмачивая рукой густые волосы, — я потому и пришел: парнишка должен был быть у меня в восемь и не явился.

— Что же могло, случиться? Последнее время он был очень аккуратен и всегда возвращался домой вовремя.

— В том-то и дело, — вздохнул механик.