Игорь Филиппов - Человек и собака. Взаимная дрессировка

Зелёная краска, высохнув за время полёта, въедается в собачью шерсть настолько, что не отмывается в течение всего отпуска…

Другой случай связан с приездом на дачу родственников и знакомых. Вечером сидим за столом, выпиваем и закусываем, готовясь, по тогдашнему хорошему обычаю, исполнить хором пару-тройку народных песен. Заходит разговор об охоте с Вегой. Володя Озеров жалуется на малое количество боровой дичи: «Ходил за грибами, брал ружьё. Ни одной птицы не встретил» . В ответ на это показываю на Вегу, спящую под столом, и говорю, что с мастеровитой легавой добуду дичь за час. Короче, хвастаюсь. И приходится тут же ответить за свои слова: мне предлагается, взяв Вегу и ружьё, немедленно убыть за дичью, а время они сами засекут. Дааа… прокололся… Но марку надо держать: собираюсь и топаю за дом, на клюквенное болото. Потихоньку смеркается. Подойдя к болоту, иду его ближним краем. И тут нам несказанно везёт: через двадцать минут Мастер Вега срабатывает на брусничной полянке старого косача. Птица летит правым боком ко мне, довольно низко, мелькая между частыми сосновыми стволами. Успеваю подумать о дроби, которая может разлететься, ударив в сосну, и… палю из правого ствола, скорее наудачу, чем выцелив. Тетерев валится в брусничник, битый наповал. Довольная Вега бежит к нему, долго обнюхивает, воткнув нос в перья, потом с улыбкой садится рядом. Конец охоте! Сомневающиеся достойно посрамлены. Мне наливается победная стопка, Веге выдаётся мозговая кость. Заслужили!

Когда начинаются высыпки дупелей, несколько раз показываю Веге этих замечательных птиц, пытаюсь увлечь поиском, но тщетно – собака не хочет работать по этим куликам, да и по прочей красной дичи: бекасам, коростелям, гаршнепам… Единственный раз заинтересовалась было собака струйкой запаха от крепко сидящего бекаса, да мазанул я бездарно по взлетевшей птичке…

Возвращаемся на Север в середине октября. А там уже лежит снег. Больше мы с Вегой на куропаток не охотимся. Никогда…

Я уже писал в начале настоящей главы, что Вега, привыкнув подбирать куски на улице, частенько травилась. И мы ничего с этим поделать не могли. Кончилось это кусочничество трагически.

Вега, Вежка, собачка… как же мы все тебя любили…

4 марта 1976 года Веге исполняется восемь лет. А через несколько дней, сразу после праздника, на вечерней прогулке Вега что-то ухитряется подобрать на тротуаре около дома. Ночью её тошнит, рвёт кровью… Мне, как назло, не удаётся уйти со службы, чтобы отвезти собаку в Мурманск, да и что может сделать тамошний «специалист», к которому у нас нет доверия? Лечим собаку народными средствами. Но, очевидно, отравление заходит уже очень глубоко. Собака ничего не ест, только пьёт воду, которая тут же выливается обратно. Организм обезвоживается. Вега на глазах худеет. Стонет. Так проходит день, ночь и ещё день. На третью ночь мы вообще не спим, постоянно находясь с собакой. Наконец нам кажется, что наступает облегчение: Вега с трудом перебирается на своё место, глубоко вздыхает и успокоенно засыпает. Устало засыпаем и мы…

Часто просыпаясь, я вслушиваюсь в прерывистое дыхание Веги. Сильно надеюсь, что её организм поборет болезнь.

Однако Собачьи Боги решают по-своему и забирают Вегу к себе, направив её верную Собачью Душу по небесной тропе в леса вечной охоты… Тяжело переживаем всей семьёй уход любимой Вежки. Дети и Таня плачут. У меня тоже слёзы на глазах. Завернув друга в одеяло, уношу на вершину сопки, возвышающейся тут же, у соседнего дома. Там, наверху, зарываю Вегу глубоко в снег между огромными скальными обломками: «Полежи пока, дружок, завтра я найду тебе достойное место. А сейчас надо идти на службу» .

Назавтра воскресенье. Одеваюсь для охоты по-зимнему, беру ружьё в чехле, патронташ, рюкзак и небольшую лопату на короткой ручке. И широкие охотничьи лыжи. Поднимаюсь к Веге. Осторожно укладываю друга в рюкзак, взваливаю на спину и медленно схожу вниз, во двор. Вышедшие провожать нас Таня и ребята просятся со мной, но нельзя: собираюсь схоронить Вегу на самой высокой сопке над городом, а как идти туда, не знаю, да и метёт сильно позёмка, и на вершинах, наверное, ветрюган совсем с ног сшибает.

Ухожу один. Вернее, вдвоём. В последний раз.

Молча, стиснув зубы, шагаю по улицам, выбираясь на окраину. Ветер бьёт в лицо мелкой колючей крупой. На улице Восточной ко мне неожиданно присоединяются два охотника, с ружьями за плечами и лыжами в руках. Это два Олега: мой дружище Осипов и его сослуживец Есаков. Улыбаются, но, узнав о смерти Веги, Осипов расстраивается. Всё-таки много похожено нами с Вегой… много взято дичи из-под её стоек… А вот Есаков, молодецки сдвигая шапку на затылок, закуривает и вдруг такое произносит, что я сперва и не врубаюсь: «Я тут капканы на волков и лис собираюсь ставить, так давай собаку употребим на приваду. Что добру пропадать!» Когда до меня доходит вся мерзость его слов, я сдёргиваю рюкзак с ружьём, бросаю лыжи, и… дружище Олег Осипов в самый последний момент перехватывает мой кулак, летящий в морду Есакову.