Валентин Волков - Как взрастить яблоню-аристократку. Рожденные водной стихией - жемчуг...(Сделай сам №2•2001)

Короны— геральдические знаки, которые, так же как и шлем, в зависимости от положения владельца герба различались между собой в количестве изображаемых золотых листьев и жемчужин. В Государственном гербе Российской империи помешалась та корона, в которой государь император венчался на царство.

Щитодержатели— фигуры людей, зверей или фантастических животных, которые с одной или двух сторон поддерживали щит. Эти фигуры, кроме происхождения рода, могли свидетельствовать и о заслугах лица, и о том, на каком поприще оно отличилось. Так, у князя Лопухина, бывшего министром юстиции, щитодержатель с правой стороны герба — богиня, имеющая в руках весы правосудия, а с левой — воин со знаменем; у графов Разумовских — с одной стороны скиф с колчаном, луком и стрелами, а с другой — малоросс (украинец).

Мантия— укрытие над гербом, ведущее свое происхождение от палатки, которую устанавливал рыцарь в ожидании вызова на турнир и помещал в ней свое оружие. Мантия — принадлежность гербов коронованных особ, принцев крови, герцогов и князей. В русских гербах мантия была принадлежностью только княжеских фамилий, а также тех дворянских родов, которые были признаны происходящими из княжеских родов, но по каким-либо причинам утратили княжеский титул.

Сень— шатер, помещаемый над мантией Государственного герба.

Бурелет— жгутик из ткани, закрепленный на шлеме и окрашенный теми же цветами, что и щит.

Девиз— краткое изречение, принятое дворянским родом и помещаемое на ленте, чаще всего внизу щита

Экзотическое для русского слуха слово «экслибрис» по-латыни пишется так: ex libris, а переводится: «из книг».

Этот бумажный ярлык, своего рода книжный знак, наклеиваемый владельцем библиотеки на книгу, обычно на внутреннюю сторону переплета.

Как правило, на экслибрисе можно обнаружить имя хозяина книги и рисунок, образно и лаконично рассказывающий о его профессии или литературных пристрастиях. Знающие люди даже утверждают, что экслибрис — «сгусток мыслей и чувств, посвященных книге», и может он «рассказать о человеке, владельце книги, многое такое, о чем безмолвствуют другие, даже официальные юридические документы». Тем, кто всерьез относится к «герботворчеству» и знает цену семейному архиву, домашней библиотеке, без экслибриса не обойтись.

Тем более, что история его богата и славна.

Родиной экслибриса считают Германию, где он появился незадолго до книгопечатания, и было это в XV в. А в XVI в. экслибрис достиг своего расцвета, ведь над его созданием трудились А. Дюрер, X. Хольбейн-младший, Л. Кранах-старший.

В XVI–XVII вв. в моде были экслибрисы геральдического характера, т. е. с гербами, но иногда на них помещались еще и портреты владельцев библиотек, изображения домов, замков, монастырей, аллегорические и символические фигуры.

В XVII в. с экслибрисом познакомились и в других европейских странах, а затем и в Америке.

К XVIII в. торжественный стиль этих миниатюр сменился легкими и изящными композициями в духе тогдашней эпохи.

В России экслибрис явился модным поветрием во времена Петра I. «Птенцы гнезда Петрова» — Я. Брюс, Д. Голицын, лейб-медик Р. Арескин расклеивали экслибрисы на книги своих собраний.

Однако гораздо раньше, в конце XV в. игумен Досифей из Соловецкого монастыря сам рисовал подобие экслибрисов на рукописных книгах монастырской библиотеки.

Русский экслибрис XV века

Экслибрис работы А. Дюрера

А еще во времена Киевской Руси, когда книга ценилась наравне с драгоценностями и принадлежала лишь знатнейшим и богатейшим, писец обязательно вписывал имя заказчика, будущего книговладельца в текст послесловия.

Любопытно, что известнейший литературный памятник Древней Руси «Изборник Святослава», оказывается, писался не для князя Святослава Ярославича, а для его старшего брата Изяслава, сидевшего до него на киевском престоле и изгнанного из стольного града, когда его захватила дружина Святослава. Все перипетии междоусобицы прошли в течение трех недель, и именно в это время корпел над последними страницами «Изборника» дьяк Иоанн, а из-под пера его вышла полная горького укора фраза: «Оже ти собе не любо, то того и другу не твори». Включенная в послесловие вне связи с текстом и написанная не на месте, она кажется излишней лишь на первый взгляд… А взял этот афоризм дьяк Иоанн из «Мудрости Иисусовой» и в первоисточнике звучит она так: «Не глаголи на брата неправьды, ни другу того сътвори, еже ти себе не любо».