Кэролайн Мисс - Анатомия духа. Семь ступеней к силе и исцелению

Несколько лет назад я сама убедилась, насколько распространена в обществе травматология, на примере с женщиной, которой я назначила встречу за деловым завтраком. Пока ее не было, я пила кофе в компании двух мужчин. Мэри вошла, и я познакомила ее с Уэйном и Томом. Вдруг к нам подошел человек и спросил Мэри, свободна ли она восьмого июня. Он добавил, что в этот день его ученики ждут особо важного гостя и поэтому им нужна девушка, которая могла бы сопровождать гостя в кампусе. Заметьте, что заданный Мэри вопрос – «Вы свободны восьмого июня?» – является закрытым.

Между тем, Мэри ответила: «Восьмого июня? Вы сказали: восьмого июня? Никак нет. В любой другой день, но только не восьмого июня. Мы – жертвы инцеста. Восьмого июня в полном составе мы собираемся на семинар и пока что ни разу не подвели друг друга. Мы считаем своим долгом поддерживать друг друга и выполним его, чтобы ни случилось. Только не в этот день. Советую вам поискать другую девушку. Я просто не могу нарушить своего обещания. Всем знакомы истории о нарушенных обещаниях. Мы поклялись, что никогда не будем относиться друг к другу так же равнодушно, как другие».

Спрашивающего мужчину звали Уэйн. Он сказал: «Ладно, у тебя все замечательно. Благодарю» – и ушел. Но у меня, Тома и Уэйна застыли слова в горле. У меня и Мэри был запланирован деловой завтрак в тот день, и когда мы остались одни, я спросила: «Мэри, я должна знать, почему ты дала Уэйну такой патетический ответ на его простой вопрос: будешь ли ты свободна восьмого июня? Я имею в виду, что в течение тех двенадцати секунд, которые ты провела в обществе Тома и Уэйна, тебе до зарезу хотелось обрадовать их новостью, что пережила инцест в детстве и до сих пор злишься. Тебе хотелось, чтобы об этом непременно узнали наши мужчины. Если тебя интересует мое мнение, то я нисколечко не сомневаюсь, что тебе хотелось, чтобы весь разговор за столом вращался вокруг твоей душещипательной истории, чтобы эти мужчины бережно к тебе относились, чтобы они посочувствовали тебе, тонкой и ранимой девочке. Уэйн спросил: „Свободна ли ты восьмого июня?“ Ты рассказала все как на духу, а должна была просто отказаться. Почему же ты во всеуслышание объявила себя жертвой инцеста?»

Мэри бросила на меня такой взгляд, словно я была предателем, и ответила: «Потому что я действительно жертва инцеста».

«Я уже знаю об этом, Мэри. Но я все равно спрашиваю: почему ты это сделала?»

Мэри отвечала, что я – невежественная женщина и ничего не знаю о сострадании. В частности, к жертвам инцеста. Я объяснила Мэри, что никогда не сомневалась в том, что у нее было очень тяжелое детство, но для того чтобы исцелиться, ей придется побороть боль, а не «торговать» ей. И на правах друга я обязана дать ей хороший совет: пусть она серьезно задумается, насколько обоснованы ее душевные травмы, потому что в противном случае никогда не исцелится. Мэри пришла в негодование и заявила, что ошибалась во мне и я ей не друг. На этой ноте закончился наш разговор в ресторане, и вместе с ним наша дружба.

Меня поразило то, чему я стала свидетелем. Она так и не ответила на мой вопрос. Она целиком и полностью погрузилась в свои душевные обиды, причем до такой степени, что превратила их в некую форму социального капитала. Ей казалось, что поскольку у нее было трудное детство, то ей положены определенные привилегии – право сказаться больной и не выйти на работу во всякий раз, когда ей нужно предаться воспоминаниям, право на финансовую компенсацию со стороны отца за все, что он вытворял с ней, право на бесконечную моральную поддержку со стороны ее «друзей». Мэри казалось, что настоящие друзья – это люди, которые понимают ее душевную боль и отвечают за свою подругу, потому что она зависит от них.

Забавно, но на следующий день у меня была запланирована обзорная лекция в этой группе. Я пришла рано и села рядом с женщиной, которая пришла послушать мое выступление. «Здорово! Как тебя зовут?» – спросила я. Она даже не обернулась ко мне и ответила: «Мне пятьдесят шесть лет, и я – жертва инцеста. Но я должна сказать, что пережила эту душевную боль, потому что не одинока и мы помогаем друг другу. Благодаря этим людям в моей жизни появился смысл». Я была в шоке. Не только потому, что эта встреча повторяла наш разговор с Мэри, но и потому, что я всего лишь спросила, как ее зовут.

Душевные травмы, как язык интимности, отразились в сфере взаимоотношений между людьми, а также на психотерапевтических семинарах. Кстати, не будет преувеличением заявить, что нашим современным романтическим ритуалам женоненавистников и мужененавистниц действительно нужны душевные травмы для «разогрева». Их типичные ритуалы выглядят следующим образом: они идут на первое свидание. Там они знакомятся, расспрашивают друг друга о родном городе, иногда касаются этнических и религиозных проблем (информация первой чакры). Далее разговор плавно переходит к тематике второй чакры: род занятий, личная жизнь, в том числе браки, разводы, дети и, может быть, финансовое положение. Затем они обсуждают тематику третьей чакры – любимую еду, здоровый образ жизни, спорт, досуг и иногда программы личностного самосовершенствования. И в том случае, когда им хочется завязать близкие отношения, они вспоминают о четвертой чакре. Собеседник признается в душевной травме, из-за которой он чувствует себя неприкаянным. Более того, если другой собеседник добровольно соглашается на роль конфидента, то признается в своих собственных, не менее одиозных интимных тайнах. И если они стоят друг друга, то начинают считать себя «товарищами по несчастью». Эти новоиспеченные союзники придерживаются следующих негласных договоренностей: