Array Сборник статей: Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике (сборник)

“Уже в 1934 г. Африка была для меня всего лишь фантомом, а Африка 1980 г. тем более ускользает от моего взгляда” (Leiris 1985: 6).

Роберт Мальтус в 1798 г. сформулировал свой “универсальный закон населения”, сохранивший влияние и по сей день. Согласно ему, рост числа людей на Земле неизбежно приведет к тому, что их невозможно будет обеспечить пищей. Эта взаимосвязь, считал Мальтус, носит неумолимый и закономерный характер, определяемый разницей между темпами роста – населения, с одной стороны, и производства продуктов питания, с другой: в то время как первое увеличивается экспоненциально, второе может расти только линейно (ср. Malthus 1826).

Повсеместно распространившееся понятие “трущоб” (slum) создает впечатление, будто речь идет о каком-то четко очерченном феномене. На самом же деле нет никакой ясности относительно того, в каких случаях городской район должен считаться “трущобами”, а в каких нет. “Официальное” определение, данное ООН, гласит: “Трущобы есть жилой массив с высокой плотностью застройки, отличающийся тем, что жители его лишены достойного жилья и основных услуг. Трущобы часто рассматриваются властями как неотъемлемая или равная часть города” (ROAA UN-Habitat 2005: 8).

Одним из исключений в этом смысле являются, несомненно, труды Анри Лефевра (обзор см. в Schmid 2005).

Излагаемая ниже идея возникла у меня в результате разговора с Хельмутом Беркингом и Мартиной Лёв.

“В ходе анализа я так часто разделяла кусочки, что в итоге, кажется, как-то потеряла самую их суть – то, что я всегда называю уникальными “личностями” городов. Поэтому я не могу закончить книгу, пока не соберу все части снова вместе, чтобы продемонстрировать, как различаются городские ландшафты и привычки, потому что пьесы, разыгрывающиеся на подмостках городов, идут уже много лет” (ibid.: 423). Чтобы сформулировать квинтэссенцию каждого города, автор передает слово журналисту.

Макс Вебер определил город как синтез трех аспектов: в политико-административном смысле – через наличие территории, в экономическом смысле – через наличие рынка, в политическом смысле – через наличие городской общины и, соответственно, бюргерства, т. е. сословия свободных горожан (Weber 1964: 923ff.)

Исключением стало исследование Вертхайма, проведенное Томасом Эльвайном и Ральфом Цолем (Ellwein/Zoll 1972), которые ориентировались на образец американских исследований структуры власти в сообществах.

Книга Хельмута Бёме о Франкфурте и Гамбурге – пример сочетания перспектив исторической синхронии и диахронии в сравнении городов. Будучи историком, Бёме сопоставлял Франкфурт и Гамбург на протяжении всего периода от их основания до середины XIX в., анализируя взаимосвязи между органами городской власти, органами представительства горожан и экономической конъюнктурой. Здесь я буду неоднократно обращаться к этой книге как к источнику.

“Всякий раз, когда нужно решить какие-либо вопросы, сложные и важные для вышеуказанного города и сообщества граждан Гамбурга, – будь то вещи, имеющие коренное значение для правовых отношений города и общины его граждан, или что-то, связанное с правами или политическими отношениями, или еще что-нибудь, столь же весомое, – то для того, чтобы решение подобных проблем было легитимно и долговечно, необходимо, чтобы бургомистры и члены совета открыто запрашивали по этому поводу совет и согласие глав ремесленных цехов и коммуны граждан города и чтобы они решали вопросы на основе этих их рекомендаций и их согласия” (по Böhme 1968: прим. 32 и сл.).

Cо временем богатые иммигранты получили возможность путем брака входить в аристократические семьи, становиться в результате так называемыми “гражданами по жене” и впоследствии членами совета, однако серьезно изменить ситуацию с организационным представительством своих коммерческих интересов они не могли (Böhme 1968: 48, 103).

В начале XVII в., а затем в начале XVIII в. после волнений во Франкфурте по приказу императора учреждались гражданские коллегии, которые должны были контролировать Совет, но им это так и не удавалось. (Böhme 1968: 48, 103).

Этой группе купцов-оптовиков и банкиров удавалось с помощью личного влияния, которым они пользовались в органах политической власти, добиться сохранения курса на свободную торговлю, который был им выгоден, хотя Франкфуртская ярмарка и пришла в полный упадок с созданием Таможенного союза. Июльская революция 1830 г. наконец произвела впечатление на Сенат, и теперь он прислушался к той группе (розничным торговцам в Торговой палате и др.), которая выступала за присоединение Франкфурта к Таможенному союзу. В 1836 г. город в него вступил, и одним из важных мотивов был при этом страх внутренних беспорядков. Ярмарка восстановилась, однако теперь в ней преобладал ассортимент товаров национальной, а не международной торговли. Оптовикам же пришлось специализироваться. Если раньше каждый из них был банкиром, перевозчиком и торговым посредником в одном лице, то теперь наступила специализация, которая способствовала дальнейшему расколу экономических интересов в городе.