Как и во многих других арабских городах Палестины в XIX веке, в Яффе арабо-еврейское меньшинство относительно гармонично соседствовало с куда более крупными арабско-мусульманскими и арабско-христианскими общинами. И хотя образование в 1887 году Неве-Цедека, а в 1909-м – Ахузат-Байта всколыхнуло сепаратистские настроения, евреи и арабы по-прежнему жили бок о бок, несмотря на недавно созданные сионистские поселения.
Однако после завоевания Палестины британцами в 1917 году и подписания 2 ноября того же года декларации Бальфура видимое спокойствие нарушилось. Данное соглашение в одночасье изменило политические горизонты для евреев, проживающих в этом регионе, и для набиравшего силу сионистского движения в целом. Назначение в 1920 году на должность Верховного комиссара Палестины Герберта Сэмюэла (еврейского дипломата и рьяного сиониста) практически гарантировало, что управление Палестиной перейдет в руки еврейского меньшинства. Арабское население Яффы, помня о кровавой бойне, сопровождавшей наполеоновские заявления 1799 года, естественно, относилось к переменам настороженно. Местные жители были напуганы, потенциалу мирного сосуществования арабских и еврейских общин был нанесен серьезный удар. По мере того как тревога и агрессия смешивались в нездоровый коктейль, готовый вот-вот вспениться, углублялась ментальная и физическая пропасть между Яффой и Тель-Авивом. Отношения между двумя городами с 1917 по 1938 год были настолько беспокойными, что Хаим Лазар назвал этот период «тридцатилетней войной» [124].
Британские власти способствовали окончательному и в каком-то смысле неизбежному отделению Тель-Авива от Яффы. Они не только пошли на уступки еврейским институтам, но и отменили наложенные османскими властями ограничения на покупку евреями земли. Многие палестинские евреи имели такое же европейское воспитание, как их новые хозяева, они отлично понимали друг друга, в том числе и потому, что у них были схожие интересы в осуществлении колониальных проектов: укрепление Британской империи, с одной стороны, и создание еврейского государства – с другой. Парадоксально, но по крайней мере в первые несколько десятилетий эти два плана прекрасно уживались между собой. Пока британцы, прикрываясь, как дымовой завесой, своим особым статусом в Палестине согласно мандату Лиги Наций, создавали очередной стратегический аванпост в обширной сети заморских колоний, еврейское население считало выгодным помогать новым правителям. Хотя евреи не слишком сочувствовали британскому имперскому проекту, а некоторые были настроены откровенно враждебно, считая мандатное правление оккупацией еврейской земли, данной им самим Богом, было ясно, что в долгосрочной перспективе покорность принесет им определенную пользу. Такие взаимоотношения можно было сравнить с обязательствами между «черноногими» поселенцами Алжира и империалистским французским правительством – интересы каждой из сторон несколько отличались, но выгоды от политического и военного согласия намного перевешивали любые негативные моменты.
Как оказалось, сионистское движение сильно выиграло от этого странного флирта; опираясь на британскую колониальную машину, сионисты сумели заложить основы инфраструктуры будущего государства Израиль и подготовиться к войне 1948 года, принесшей стране независимость. Для Тель-Авива это означало сооружение аэропортов, электростанций, железных дорог и портов. Более того, город получил бесценные советы по развитию территории: в 1925 году знаменитый шотландский архитектор и инженер сэр Патрик Геддес по пути в британские индийские колонии сделал остановку в Палестине, чтобы подготовить градостроительный план Тель-Авива.
Британцы с самого начала неверно оценили взаимоотношения между еврейским и арабским населением. Полагая, что две общины будут сосуществовать в относительной гармонии, командующие посчитали, что для управления страной достаточно гарнизона в несколько сотен солдат. Но не учли непредвиденных факторов, а они, взятые в совокупности, серьезно осложнили ситуацию.
Во-первых, среди местного еврейского населения еще свежа была память о насильственном переселении евреев из Тель-Авива во время Первой мировой войны. Последующее возвращение для многих тоже было нерадостным, поскольку, пока они находились на чужбине, их квартиры в Яффе оказались разрушены либо заняты новыми арабскими жильцами. Во-вторых, в связи с потоками еврейских иммигрантов, прибывавших из Восточной Европы после окончания Первой мировой войны (эта волна миграции получила название «третья алия»), жилищный кризис только усилился [125]. За короткий период с сентября 1920-го года по май 1921-го десять тысяч еврейских иммигрантов прошли через «врата Сиона» (либо прибыли к «невесте моря» – в зависимости от их этно-религиозной принадлежности) [126]. Однако важнее всего была идеологическая окраска этой последней партии: в детстве пережившие погромы в царской России, помнившие о черте оседлости, а в юности заразившиеся горячкой 1917 года, новые иммигранты были куда более радикальными, чем их предшественники. С собой они принесли сионистско-социалистическую идеологию, добавившую к палестинскому сионизму железную непримиримость, более того, среди них оказалась целая когорта личностей, которым в последующие десятилетия предстояло возглавить это движение. Когда толпы политически подкованных еврейских националистов оседали в Яффе и ее окрестностях, они неизбежно сталкивались с местным арабским населением. Между двумя группами начались трения, и весной 1921 года конфликт достиг своего апогея.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу