С момента появления на свет Тель-Авив искал пути к большой воде. Ненасытное желание достичь Средиземного моря на первых порах во многом определяло пути его развития. Для этого нужно было обогнуть Маншию, обойти ее с флангов, чтобы отрезать Яффе путь на север и тем самым обеспечить непрерывность еврейского заселения вдоль береговой линии.
В первые годы существования Тель-Авива попасть на пляж можно было единственным способом – по дорожке восточнее Ахузат-Байта, соединяющей этот район с Керем ха-Тейманимом, но, как ни странно, тельавивцы добирались до пляжа, делая крюк и вначале удаляясь от моря. Проторенная тропа вела на север, в сторону йеменского анклава, в обход Маншии, а затем сворачивала на запад, к морю. «Маншийская обходная дорога» была первой в своем роде во всем регионе, хотя современные реплики этой оригинальной модели изрезали Западный берег реки Иордан вдоль и поперек [121].
До британской оккупации эту дорогу называли Морской, и только когда британцы установили контроль над Палестиной, жители Тель-Авива на специальном собрании решили сделать широкий жест и назвать ее улицей Алленби – в честь генерала Эдмунда Алленби, командующего египетским экспедиционным корпусом во время взятия Палестины.
Лишь несколько лет спустя улица Алленби стала играть ту же роль, что и улица Герцля, сделавшись тель-авивской главной дорогой. По-прежнему из-за гимназии заканчивавшаяся на севере тупиком, а с юга ограниченная полосой яффских садов, улица Герцля теперь никуда не вела и вскоре утратила былое значение. А улица Алленби стала центральной артерией, пересекающейся с другими улицами и выводящей на пляж. Вплоть до 1948 года все городское пространство ориентировалось на улицу Алленби, которая огибала Маншию и не давала ей разрастаться. Без улицы Алленби и района Керем ха-Тейманим Тель-Авиву никогда бы не удалось убежать от Яффы.
Пространственное противоречие
Одного взгляда на линейную структуру Тель-Авива достаточно, чтобы стало понятно: этот город по планировке отличается от традиционных средиземноморских городов, включая Яффу. А все потому, что, как бы ни хотелось ему пробиться к морю, эта задача всегда была вторичной по сравнению с побегом от Яффы. Именно эта идея стала определяющей (и до сих пор остается таковой) в формировании визуального облика Тель-Авива.
Знакомая жалоба тельавивцев на то, что их город недостаточно «открыт» к морю, объясняется решимостью Тель-Авива удалиться от Яффы как можно дальше по береговой линии. На самом деле с того момента, когда улица Алленби дотянулась до пляжа, город потерял интерес к поискам выхода к морю и вновь направил все свои силы на развитие в северном направлении. Вплоть до середины 1960-х годов, когда тель-авивский муниципалитет начал строительство нескольких пляжных отелей, не было никакой разницы между «первым рядом» строений, упиравшихся в дюны, и теми, что находились дальше от берега. Когда акцент сместился на западную кромку города, последовали денежные вливания и приморский кусок стал неотъемлемой частью городской сети улиц. Сегодня этот бесконечный, вековой дрейф на север диктует расположение транспортных магистралей и главных городских учреждений Тель-Авива и задает классовое членение города, являясь своего рода барометром доходов: бедные жители района живут на юге, богатые – в зеленых северных кварталах, Афеке и Рамат-Авиве. Этот вектор определяет траекторию муниципальных инвестиций, образовательный уровень и цены на жилье.
Побег от Яффы сформировал пространственный порядок метрополии, а отчасти и всей страны. Тот же самый разрыв между севером и югом обнаруживается в различиях между такими богатыми северными предместьями, как Рамат-ха-Шарон, Раанана и Герцлия, и беднейшими южными предместьями вроде Холона, Бат-Яма и Ришон-ле-Циона.
Французский социолог Анри Лефевр считал, что социальные и политические конфликты можно объяснить процессами «пространственного противоречия». Если мы примем этот тезис, становится ясно, что на протяжении века Яффа и Тель-Авив были вовлечены в постоянную битву за пространство, имеющее геометрический характер [122]. До 1948 года здесь брали начало несколько важных маршрутов, ведущих на восток. Как национальный центр, Яффа была исходным пунктом для направлений вглубь материка: на Лидду, Рамлу, Саламу и Иерусалим, таким образом, весь регион формировался по принципу треугольника.
Остатки этой треугольной конструкции до сих пор еще видны – например, на безымянной развилке, откуда расходятся старая Саламская дорога (теперь дорога Шалма) и старая дорога на Лидду (теперь это дорога Кибуц-Галуйот), или еще дальше от городского центра, на яффской Часовой площади, где начинается также старая дорога на Петах-Тикву – после 1948 года Тель-Авив возомнил себя метрополией и традиционная геометрия была отменена. Давно минули те дни, когда на Яффу как на культурный, политический и экономический центр ориентировалась пространственная логика региона. На смену пришел новый порядок: сеть еврейских путей сообщения, соединяющих Тель-Авив с южными городами Холоном, Бат-Ямом и Ришон-ле-Ционом, оформлена в соответствии с еврейским исходом из Яффы – как новая, не имеющая центра ортогональная система [123].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу