Шарон Ротбард - Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

В этом смысле история Белого города только начинается. Теперь посмотрим, кто же превратил рай в пустыню.

Ил. 28. Карта Яффы и окрестностей, 1945. Географическая база данных Яд-Авнер. Факультет географии Тель-Авивского университета.

Нарратив Белого города распадается не из-за аналитических неточностей или неверно подобранных мелочей, а из-за более серьезных, основополагающих упущений. Если вспомнить фло беровское высказывание об архитектуре, и здесь тоже все дело в произвольном отборе, определяющем, что войдет в финальную версию рассказа, а что останется за скобками. Это значит, что поле обзора этого нарратива состоит из слепых пятен очевидного, из историй, скрытых за другими историями.

В этом смысле, несомненно, самые интересные главы в повествовании Тель-Авива о себе самом – выброшенные. Если их восстановить, мы увидим совершенно другой сюжет: не столько о творческом созидании, сколько об уничтожении… и уничтожении следов уничтожения.

Первой ошибкой нарратива о Белом городе было то, что его предполагаемые исторические и географические границы решили совместить, пытаясь привязать архитектурный нарратив Тель-Авива к моменту, когда эти границы определялись (в 1930-е годы), и к реальной территории, которую они в действительности охватывали (в данном случае – к песчаным дюнам). С точки зрения архитектуры такие географические пределы Белого города совершенно необоснованны. Как мы уже отмечали, в районах Монтефьоре, Неве-Шаанан и Яффе есть множество зданий в интернациональном стиле, построенных раньше 1930-х годов и за пределами официальных границ Белого города. Яффа в этом отношении заслуживает особого внимания, поскольку этот город всегда был куда более интернациональным, чем Тель-Авив, о чем можно судить и сегодня по удивительному разнообразию сохранившихся здесь образцов интернационального стиля. Среди них, между прочим, и здания, построенные в еврейских районах Яффы, таких как Шапира и окрестности улицы Членов.

Ил. 29. Даже сегодня карта Тель-Авива 1931 года, на которой не отмечены Яффа, южная часть Тель-Авива и еврейские кварталы рядом с ней, вполне понятна большинству горожан. Ница Смук, «Дома из песка» (Тель-Авив: Фонд развития Тель-Авива и издательство Министерства обороны, 1994).

Так получилось, что географические границы Белого города в точности совпали с другими экономическими, социальными и географическими границами, что неслучайно. На самом деле периметр Белого города – это границы Тель-Авива до 1948 года: тот же самый воображаемый железный занавес, разделивший город на север и юг еще с 1930-х. В наши дни эта разделительная линия подчеркивается самыми разными способами: от запрета на проезд в северном направлении с Яффской дороги в Неве-Цедек до размеченных коридоров полета воздушных судов, прибывающих в аэропорт имени Бен-Гуриона; от количества денег, вкладываемых муниципалитетом в инфраструктуру, благоустройство и санитарию с каждой стороны этой границы, до маршрутов доставки пиццы.

Ил. 30. Граница истории и памяти. План охраны памятников архитектуры в Тель-Авиве затрагивал только центр Тель-Авива. Хотя Яффа и еврейские кварталы десятилетиями находились под юрисдикцией Тель-Авива, до сих пор выпускаются карты города, где не обозначены его южные кварталы и Яффа.

Совпадение разных видов границ – свидетельство замкнутости и однородности Тель-Авива; здесь все призвано подчеркнуть идею, что он исторически, географически и этнически – особый. Как еврейский город, он не похож на арабскую Яффу; как израильский – отличается от еврейской диаспоры; как современный город, он спорит с имеющими древнюю историю городами Европы и Ближнего Востока. Точно так же Тель-Авив определяет все находящееся за пределами воображаемых стен Белого города как свою противоположность: что вне истории Белого города – идеально вписывается в то, что лежит за пределами географических границ Тель-Авива, а что вне «исторического города» – сразу и вне города Тель-Авива в целом, и вне его истории. Следовательно, улицы, площади, пешеходные дорожки и здания, которые не значатся в летописи, в конце концов неизбежно оказываются стерты и с городской карты. Все больше людей, живущих в районах с такой же, если не более богатой, историей, в сравнении с хроникой Белого города, обнаруживают, что их вычеркнули из анналов Тель-Авива. Иногда, как, например, в случае с Яффой, их лишают и собственных нарративов. Это, конечно, непростительно, но не так уж удивительно, если вспомнить первую заповедь историографии, а именно: когда мы вытесняем что-либо из своих границ, выталкиваем за пределы сообщества или вычеркиваем из школьных учебников, это означает, что этому вытесненному неизбежно придется придумывать новое определение – альтернативную оценку дают уже на основе новой истории.