Пожалуй, главное в работах Каравана – не сюжеты и не эффекты, а сам процесс создания. Но, в отличие от своего коллеги художника Христо [61], который относится к бюрократическому и производственному процессам как к части работы над произведением искусства, Караван предпочитает показывать только конечный результат. Несомненно, чтобы реализовать такие крупномасштабные проекты, как «Ось Метрополиса» в Сержи-Понтуаз или «Окружающая среда для мира» с лазерным лучом во Флоренции, нужно было иметь хорошие связи в кругах высокопоставленных чиновников и политиков [62].
В 1989 году состоялось открытие его проекта «Белая площадь» – пространственной скульптурной композиции из белого бетона; как выразился сам художник, «знак признательности людям, которые построили Тель-Авив, также известный как Белый город» [63]. Расположенная в парке в восточной части города, на холме, где когда-то стояла палестинская деревня Салама, эта «ландшафтная» композиция состоит из скульптурных идеальных образов-идей (башня, купол, пирамида и лестница) и визуальных клише (оливковое дерево). По замыслу это что-то вроде архитектурной обсерватории – идея, навеянная таким памятником, как Джантар-Мантар в Джайпуре. «Белая площадь» издали смотрит на Белый город Тель-Авива – такой мечтательный, тоскующий, стилизованный взгляд в сторону моря, в сторону Запада. На самом деле «Белую площадь», по словам Каравана, можно рассматривать как концептуальную модель Белого города: сам этот город является произведением «пространственного» искусства.
Через несколько лет Караван написал предисловие к книге Смук, где Белый город предстает в точности как произведение Дани Каравана, и наоборот: «Они использовали базовые геометрические формы и материалы: куб, сферу, конус и треугольник; песок, гравий, воду, цемент и бетон» [64].
В 1930-е годы в строительстве выпуклые поверхности вроде сфер были всё еще большой редкостью, и даже конусы стали появляться в Тель-Авиве лишь с началом 1950-х, под влиянием послевоенного «серого периода» Ле Корбюзье. Но идея ясна: геометрия или же материал – всё это основы и «корни», доказывающие оригинальность и моральную чистоту строителей Белого города. Они ни у кого ничего не заимствовали, а просто создавали город из того, что Бог послал: песка, гравия, воды и цемента:
«…здесь, на отдаленных белых дюнах, бывшие студенты – медики, юристы и философы – мешали песок с гравием, водой и цементом и заливали всё это в деревянные и металлические формы, чтобы сделать кирпичи и серые строительные блоки, которые затем грузили на машины и доставляли на стройплощадки. Потом укладывали их, ряд за рядом, ровной линией, под углом или по кривой, прикрепляли к ним железные и деревянные рамы, обмазывали штукатуркой, смешав известь с песком, и создавали простые белые формы – из простых материалов рождалась поэзия, возникало городское пространство» [65].
Авторское уточнение, что именно «студенты – медики, юристы и философы», вдали от дома, стоя на коленях, смешивали бетон новой нации, само по себе говорит о многом. То есть перед нами очередная попытка представить историю Тель-Авива отдельно от более широкой историографии региона, выставляя на первый план известные сионистские ценности: простой ручной труд и автаркию (самодостаточность). Этот момент всегда был главным для апологетики «сионистского проекта» и его позиции по отношению к Европе: сионизм противопоставлял себя европейскому колониализму, утверждая, что его целью всегда была колонизация территории, а не населения [66]. И все же, несмотря на громкие слова о достоинствах еврейского труда, вполне вероятно, что помимо этих студентов на стройплощадках 1930-х годов вкалывали обычные рабочие, в большинстве случаев арабы или йеменские евреи [67]. Это можно проверить, обратившись к произведениям Хаима Хефера, который сыграл ту же роль, что и Караван, но в области литературы. В мюзикле «Маленький Тель-Авив» (1959) ясно показано, что при строительстве Тель-Авива в основном использовали труд иностранцев: «Мы два строителя / Из Каира / Дайте нам лишь ломоть хлеба и кусок луковицы / И мы построим для вас Ахузат-Байт / Тут мы положим кирпичиков / Мы заработали два египетских пиастра / И в один прекрасный день / Вы проснетесь и увидите город» [68].
В конце своего текста Караван исправно перечисляет, закрепляя, все стандартные компоненты мифа о Белом городе: упоминаются легенда о Баухаусе, чистота, утопичность и девственный ландшафт дюн, на которых был основан город. Но помимо этого он выделяет и другие аспекты сюжета, до той поры широко не озвученные, но открывающие перспективное направление всей последующей риторики:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу