Роберт Мальков - Остров бабочек

Всё правильно. Серёга здесь не погрешил против истины. Страсти в стране бушевали не аховые, если её волны накрыли даже нашу районную, покрытую архивной пылью и плесенью глухомань. Мне к чему-то в связи со всей этой катавасии пришло на память «концептуальная» причина невозможности человека вырваться из мира порочной материальности, именуемой Волнением дхарм (моя первая большая поэма, написанная ещё в институте.) Если прекратится волнение дхарм, то должна наступить полная … Стоп! Кто произнёс сей ориенталистический перл?… то должна наступить полная… прострация-кастрация. Она же нирвана. Однако, нам это надо? Не надо. Дырявый бушлат засунь себе в зад. Страсти живое воплощение анархической славянской природы. И опыт (сын ошибок трудных), когда неизвестно, куда тебя в следующий момент зашкалит, можно посчитать весьма ценным для последующего его применения, между прочим, к творчеству в том числе. «Ничего не проходит бесследно. Даже нежная щуплая бледность». Фу, рифма неточная. Бесследно/ бледность. А так ничего. Можно сказать, даже здорово. Здорово ещё и потому, что все мы здесь сегодня собрались . И я, и Муха, вон и взяточник мэр, и Богдан Сиротин, и ОМОН. В самом деле, здорово! АМОН – отдаёт не просто мумифицированным Древним Египтом, а более основательным – железобетонной инсталляцией из музея поп-арта. Это уж точно не охранное предприятие «Zigfried» с вечно пьяным Лютичем.

Пока омоновцы, словно охотники за скальпами, выстраивались в хитроумный боевой порядок ирокезов, с трибуны у микрофона, на фоне утопающего в разросшемся черёмушнике основательно покосившегося памятника Ильичу, ожесточённо ораторствовал руководитель местной ячейки «Народа – это всё!» Богдан Сиротин. Несмотря на свои солидные габариты, он был чрезвычайно подвижен, чуть ли не как диск-жокей из ночного клуба «Блонди». С взлохмаченной бородой, злобно сверкая выпученными глазами и немилосердно терзая узел галстука, словно ему не хватало воздуха или его мучал призрак почившей жены, он срывающимся голосом кричал в микрофон:

– То, что у вас, господин мэр нет совести, это общеизвестно. Но то, что у вас отсутствует смелость, ясно стало только теперь. Это же уму непостижимо! На беззащитных стариков бросать своих цепных псов? Вот он, где момент истины! А ещё стоит в церкви с огромной свечой и целуется с румяным архимандритом. Но это всё гнусная ложь! Вот я атеист, а по натуре больший христианин! В отличие от вас я читал и Евангелие и «Капитал», и знаю, что собака всегда возвращается на свою блевотину. Так идите обратно, откуда вы явились, и не мешайте мирному протесту трудящихся. Ибо от вас, как от дьявола, пахнет тухлыми яйцами. Да, да, собака возвращается на свою блевотину, сказал Христос. А Маркс сказал, что пролетариату нечего терять, кроме своих цепей! Способно ли, вы, закостеневший в своих преступлениях, понять эту аллегорию? Нет, вы ни к чему не способны, кроме ваших афер! Мне стыдно, что я живу с вами в одном городе, что я когда-то работал с вами на одном заводе, который, кстати, благодаря вашей политике ныне является банкротом! Хороша политика! Нечего сказать! Продажа активов других предприятий города через подставные конторы? Что вы на это скажите, господин мэр?

Мэр города, Павел Пеленовский, с седым ёжиком и мелкими усиками, находящийся на другой стороне дороги, у жёлтого классицистского здания казарменного типа с припаркованных к нему несколько навороченных внедорожников, среди милиции и некоторых официальных лиц, делая вид, что это его не касается, вертел головой в разные стороны, слегка поглаживая свой шикарный итальянский костюм, словно счищая с себя дерьмо, которое на него лепил этот политический гороховый шут. Лишь изредка он делал какие-то реплики милицейскому полковнику, который многозначительно кивал. До приезда омоновцев мэр испытывал даже лёгкий мандраж, точь-в-точь такой же, когда получал крупную взятку от строительной фирмы «Эскуриал», но как только на площади появились омоновские «пазики», мэр почувствовал прилив свежего воздуха – у него даже затрепетали крылья носа, крупные, пористые и багровые. Самодовольная улыбка заиграла и на полных чувственных губах, которые привыкли к тонким винам и поцелуям красивых женщин, и в маленьких и хищных, как у хорька, глазках засветилась надежда на скорое отмщение. Сейчас пойдёт работа, грязная, как работа ассенизатора, ибо указания из центра были самые жёсткие. Толпу физически подавить и разогнать, а зачинщиков и самых рьяных смутьянов задержать. Пеленовский, словно капитан на шканцах, уже указывал пальцем командиру омоновцев на Сиротина, словно на вершину опасного айсберга, или точнее, как на коварного кита, которого надо немедленно загарпунить.