– Мадам! – поклонился Бертран и поцеловал ей руку, больше похожую на веточку. – Я тоже рад. Позвольте вам представить моего компаньона?
Хаук встретился с ней взглядом и едва не утонул в ее глубоких серых глазах.
– Мое имя – Хаук, и я единственный сын принца Валентина. – Ее рука терялась в его огромной ладони, но Хаук все равно поклонился и коснулся губами холодной кожи.
– Марион, графиня Соланж, и я была молочной матерью вашего родителя. Глазам своим не верю, сын Валентина! Ох, боги, когда на Совете о тебе упомянули впервые, я едва не потеряла сознание, – ее губы растянулись в полуулыбке, и Хаук понял, что она врет. Совсем не забота о его благополучии заставила ее взволноваться, а что-то другое менее прагматичное. – Как здесь жарко! Я буквально горю! Бертран, мальчик, принеси мне воды.
Лицо Бертрана искривилось, но он не посмел возразить и покорно пошел на поиски. Как только омега испарился в толпе, графиня снова воспряла и даже нашла в себе силы дернуть его за лацкан. Хаук присогнулся, чтобы она могла говорить, не свернув себе шею.
– У тебя его глаза. Синие и глубокие.
– Спасибо, мадам.
– Каким он был в последние годы? Говорят, Вальгарду не удалось его сломить, и он сражался до последнего.
– Мне было едва шесть, когда его казнили.
– Но ты ведь помнишь его?
Хаук запнулся, стараясь придумать что-то, что не задело бы графиню до глубины души. Но в голову раз за разом лезло одно и то же воспоминание: разгневанный отец и стражники, удерживающие принца от падения.
– Ему не нравилась жизнь в гареме. Не нравилась так сильно, что он предпочел рискнуть всем ради свободы. И все, что я слышал, говорит о его сильном характере воина.
– Он дал тебе жизнь и уже за это ты должен быть ему благодарен, – рассудительно заметила графиня. – Все мы думали, что он укоротит себе век в первый год плена, но вместо этого родился ты и, я думаю, именно ребенок дал ему силы прожить столько, сколько требовалось для того, чтобы ты не сложил голову следом за ним.
Хаук подумал о ее словах, но все разрозненные воспоминая, которые остались у него о принце, терялись за мутной пеленой. После казни жизнь Хаука стала совсем другой и нечеткие границы стерлись, унося с собой жалкие крошки его детства: иосмерийскую песенку, которую отец мурлыкал ему перед сном в темноте; уже давно забытый нежный запах его волос; как он играл с ним в прятки или рассказывал истории о чужой стране, в которую им обоим не было дороги. Все это имело место, когда стражники не приходили какое-то время, но затем в мгновение рушилось – и радость гасла, оставляя за собой зияющую пустоту.
В этой самой пустоте Хаук прожил последующие шестнадцать лет, ведь ее было гораздо больше, чем всего остального. Воспоминания не приносили боли, обида жгла за другое – они все его знали, а он нет. И никогда уже не узнает, что было правдой на самом деле?
Кем был его отец? Избалованным принцем или заботливым братом?
– Вас уже познакомили с герцогами Обероном и Юдо? – сменила она тему. Как будто почувствовала тонкий лед под его ногами.
– Увы, нет, мадам, мы с Бертраном только пришли… – откликнулся Хаук.
– Тогда я возьму все на себя, это будет мне в радость. Ты ведь не откажешь мне? – лукаво вопросила графиня. – Данный вечер проводится для членов Совета и приближенных к ним, попасть сюда без приглашения практически нереально. Ты ведь видел охрану у входа?
– За мной сюда шла целая толпа стражников, так что я привык.
– Я слышала, ты положил на лопатки сынишку Акведука? Как его там? – Она поджала губы, силясь вспомнить имя.
– Антуан?
– Верно, Антуан – старшенький графа. Как всех упомнить, когда король меняет их чаще, чем простыни? Такой он у нас – непостоянный, выбрасывает альфу за альфой за порог, как напрудивших на ковер щенков. Ему бы давно пора наследника завести, в его возрасте у Фабьена уже родился Камил. Боги, как быстро летит время…
– Возможно для вас, но в плену оно проходит чертовски медленно, – отстраненно возразил он.
– О чем ты говоришь, Хаук, какой же это плен? – изумилась она. – Для тебя это освобождение от оков прошлого. Разве король Вальгард предлагал тебе достойное будущее? Он даже не дал тебе земли, заставляя межевым рыцарем мотаться по всему королевству, с мечом наперевес. У тебя ведь не было гарема, хотя тебе сколько – двадцать? Больше?
– Это не отец так решил, я сам. Мне нравится… нравилась такая жизнь.
Графиня отмахнулась.
– Конечно же ты думал, что сам решил, глупый. Король Вальгард достаточно подкован в манипуляции своими подданными, чтобы внушить тебе любую мысль, взрастить ее в твоей голове, как росток. Я не буду врать, Хаук, поклонников в здешних стенах у тебя немного, в основном, потому что ты причинил нам немало головной боли. Но все, кто знали твоего отца, с интересом следили за тобой.
Читать дальше