Влада Багрянцева - Вены Невы

Высокий парень с падающей на глаза русой челкой и светлыми, зеленоватыми глазами немного восточного разреза – явно кто-то из предков разбавил русскую кровь – выглядел тоже как типичный гетеро. Интеллигентный, учтивый, воспитанный. Но гей-радар у Саввы все равно сработал. Чуть позже, дома, он еще раз посмотрел фото, затем нашел видео с фуршета, где Марша выцепили коллеги Саввы из «Вестника» и насели на него с вопросами об уходе солистки из группы. Парень с русой челкой маячил за спиной, мило беседуя с барышней, тоже журналисткой. Весь такой вылизанный, холеный, отполированный, и Савва собирался было закрыть окошко, даже указатель мыши на крестик навел, но парень вдруг обернулся на того, кто его толкнул плечом – случайно, проходя рядом, – и зыркнул так, что стало резко неуютно. Примерно так смотрят на тебя, когда достают нож-бабочку из кармана в темной подворотне.

– Да ты не простой мальчик, – плотоядно улыбнулся Савва.

Эта улыбка у него была фирменной – поднятые вверх уголки губ, ни капли искренности, ни грамма доброжелательности. Только голый расчет и желание спрятать зубы, которыми хотелось впиться в свежее мясо. К сожалению, про мальчика в сети почти ничего не было, даже поиск по фото ничего не дал – поработали спецы Виталика, подчистив все когда-либо существовавшие соцсети. Новых пока не нашлось. Темная лошадка. Но это ненадолго – если Виталик взялся за него, значит, скоро на небосклоне питерского шоубиза зажжется новая звездочка. Осталось только подождать этого момента, к которому у Саввы уже будет достаточно информации для новой статьи. Давно не было в «Дворике» ничего скандального, а если не подогревать интерес публики, она уйдет к другому. Однако не только это двигало Саввой, в гораздо большей мере это было обостренное чувство справедливости – по его мнению искусство было неотделимо от труда. Тяжелого, каждодневного, упорного труда и побед над самим собой, а все эти ничтожества, паразитирующие на легковерности людей, его раздражали, как муха на чистом стекле. Он бы никогда не стал топить действительно талантливого и светлого человека. Но таких пока не встречал.

К моменту, когда Виталий начал выводить его в свет, Даня уже врос в образ Даниила Чехова, интеллигентного юноши из Питера, настолько, что сам порой верил в то, что родился и вырос в этом городе. В Эрмитаже он был бесчисленное количество раз, пока не выучил монологи экскурсоводов, столько же в Кунсткамере, мог часами бродить по площадям, проспектам и паркам с наушниками в ушах и больше ничего ему было не нужно. Он даже забыл о том, зачем он здесь и чем обязан. От того, как вокруг было величественно и красиво, хотелось встать, задрать голову к высокому холодному небу и плакать. Однажды так и сделал, на Дворцовой площади, посреди толпы туристов, но никто не обратил на это внимания, потому что очередная экскурсия галдела и неслась вперед, как стадо, в котором он узнал себя. Он стоял, слушая металкор в старых еще наушниках, которые были в его кармане, когда он уезжал, глотал слезы, которые до боли раздирали носоглотку, и ему было так радостно, что сердце билось как сумасшедшее. Ему казалось, что он точно умер и попал в рай со сфинксами.

Да что там говорить, даже сейчас, спустя полгода, он еще чувствовал это – как будто его сердце бьется в унисон с сердцем города. Он чувствовал, как его кровь течет по венам с тем же неспешным величием, как вода в Неве. Снова. Потому что летом, в самом начале, когда он только приехал, был переломный момент, когда он пожалел о своем решении.

Сначала он был как пьяный, пропадал на улицах с утра до ночи под неусыпным взором дельты лучезарной, которая смотрела на него почти с каждого дома, перезнакомился с уличными музыкантами, за выступления которых можно было бы брать деньги, как в филармонии, понял, что сам он в сравнении с ними ничтожество, даже хотел ехать обратно, но ярый поклонник Летова с наклейкой «Пластмассовый мир победил» на гитаре, угостивший его пивом, сказал, что божий дар если и закапывать, то хотя бы на земле Петра, рядом с окном в Европу.

– Ты вот суетишься, – меланхолично выдыхая дым от электронки вниз с моста, на котором они стояли, произнес он. – А ты не суетись. Сюда людей сначала гнали кнутами из деревень. Потом, когда заводы появились, ехали сами, жили по десять человек в одной комнате, да еще с козами и курами. Теперь все сюда едут даже не за работой, а за массажем эстетической железы. И ты еще думаешь послать к черту дарованный тебе шанс? Ты дурачок. Мне бы твои годы…