Новруз Миронов - Исповедь

Нам свойственно ошибаться и вечно корить себя тяготеющими над нами помарками. Каждому человеку свойственно даже самоуничтожение, каковое исступлённо приводит нас к самобичеванию. Друзей невозможно заводить как домашних животных, в этом и заключена излюбленная проблема взаимоотношений. Поэтому мы и бессильны над выбором, которое предпринимает наше сердце.

Я отчётливо припоминаю, как он с избыточным чувством ностальгии, поведывал мне о своих любимых цветах. Его любимыми цветами всегда являлись белые тюльпаны. В одну не единожды бессонную ночь, проводящую нами в его доме, он поделился со мной одним из периодически разрастающихся в нём фрагментов воспоминания о матери. Многократно тревожа по детству её вопросом, где они растут, она многокрасочной вереницей сказочного описания, отвечала ему в саду, что благоухает вселенской добротой.

Вскоре после её утраты, он, будучи ребёнком недееспособным притворить в жизнь возведение крохотного сада, что хоть на малую толику послужит воскрешением памяти о ней, возвестил своего отца о своём беспокойном желании. К концу весны осуществилось его детское мечтание, хотя его отец с негодованием смотрел на Александра, любовавшимся садом который оплетал его неувядающими воспоминаниями о маме. Поодаль от летней террасы, произрастал миниатюрный участок белых тюльпанов, кажущихся изваянными из детского воспроизведения памятных дней.

Наверное, одно из моих сожалений, соткано из моего не соизволения, хоть изредка преображать белыми тюльпанами его беспробудное изголовье.

Непрестанно увиливая от поглощающих меня угрызений совести, я неоднократно не мог не спасовать перед прошлым, что и поныне отчётливо отражается во всем, что подвластно моему взору.

Я был полон искромётных намерений отречься от былого, но моим порывам заточения прошлого в вечно-приглушённую пустошь сознания, всегда препятствовало озарённая проблеском волна, возвращающая меня в ретроспективу памятной юности. Неуёмные чувства, испытанные мною и унесённые дуновением игривого ветра в его пристань отверженности, поработили моё светозарное сознание сдержанно глядеть на вещи и желание жить.

Вооружаясь настигнувшим меня сегодня откровением, я с содроганием собираюсь поведать вам всё, что попросту невозможно вычесть из неумышленно сохранённой мною монограммы отжившего эха, некогда доносящегося наплывом пройденного шествия. Правда все, что будет поведано мною, несоизмеримо с тем, что было погублено мною. Именно сейчас я в надобной мере осознаю всё его влияние надо мной, которое долгие годы, смешиваясь в прелюдию метающийся души обитало во мне отголоском прошлого. Как бы я неистово не сожалел отныне мне не возвратить ничего, чем прежде вознаградила меня судьба. Одна его радужно-безмолвная улыбка пробуждала во мне бешеное желание скорости идти терниями не вырисовываемого будущего. Буквально вся интонация моего живо-трепещущегося сердца жадно поглощала дыхание, во имя служения нашей дружбе.

Одно его присутствие, глаза и улыбка наполняли меня безмерной радостью и огромной благодарностью за его дружбу.

Полагаю я, наиболее уязвлёнными мы пребываем в пору застигнувшего нас ритма сердечного буйства. Но подчас вдохнувшим нами буйством мы готовы бойко препираться, со всем, что невозмутимо вырисовывается в сдерживающую нас колоннаду, на широком пути к фривольной мечте. Дружба одолевает нас, выпрашивая приют в просторах бескрайнего сердца. Порой, обременяя нас искромётной мощью своего влияния, она подвергает нас к опрометчивым решениям, сталкивающие нас в обрыв людского презрения. Невозможно отрицать и её противоположно-непостижимое воздействие, которое извещает благочестивым промыслом, спасающее громоотводом наши неисцелимые души. Она, вспорхнув над нами, преобразуется в невидимо-кольцеобразный нимб, оберегающий нас от адовых кругов. Обороняя нас от возгораемых источников ненавистничества, она беззаветно наделяет всех нас небесными добродетелями. Но люди вследствие своего безобразного мышления, не подступаются перенять наисветлейшие проблески, дарующие нам сия богема. Чувства, обличённые в выдавливаемые мною слова, вырываются из уст моих, вытесняя гнёт молодецкой поры. Дружественные чувства всегда прожигает красота солнечного луча, вне зависимости к кому оно устремлено.

Невозможно вычесть из памяти тот день, который мы легкомысленно проводили в перламутровых стенах его дома. Нас настигла непроницаемая услада молчания и безликая вуаль тишины. И это шаткое платоническое наслаждение было нарушено его невзначай сказанными словами.