Новруз Миронов - Исповедь

Исповедь – из уст моих вытесняемое слово душит моё пространственное чутьё пряным ароматом непреложной истины. Вы мой досужий читатель, томно раскинувшись на низенькой складной софе или же сидя за отполированным письменным столом, чья эмалевая гладь полна царапин схожих на скрещение нью-йоркских дорог и заставленным грудой ещё не истлевших по важности бумаг. Вы становитесь бессрочно свидетелем безучастных глаз. Представ пред вами жалким подсудимым, я выношу на ваш благочестивый и неумолимый суд свою многостраничную исповедь носящее в иудаизме наименование «виддуй» или же в исламе «тауба». Впрочем, вы вольны сами именовать её как вам безумолчно подсказывает ваш религиозный постулат, мне же остаётся лишь только тлетворно питать надежду на то, что ваше количество превзойдёт каноны мировых стандартов правосудия.

Исповедь, да нестерпимо ни отметить синтаксическую схожесть двух начальных букв со словом истина, но в ту же очередь, если в вас превалирует семя благодушного поэта, от вашего внимания не сокроется трезвое осознание безысходной и беспросветной попытки отыскать к обоим словам вербальную рифму.

Поэт поэтов в своём детище извещал «in vino veritas» [2] Истина в вине (лат.) правда, похоже, открещивался от концовки латинского эпитета «in aqua sanitas» [3] Здоровье в воде (лат.) . Но я с ненарушимой твёрдостью воззрения убеждён, что невыносимо отрицать существование бескрайней параллели между двумя единодушными словами. Хотя со мной вознамерятся, не прийти к соглашению и примутся с надменной спесивостью препираться n-ое число тщедушных филологов.

Исповедь, какое сладостное благозвучие согласных букв и мягкость последнего слога, понуждает отведать данное словесное кондитерское изделие в виде испёкшихся виниловых пластинок вращающее свой диск на прилавках шумного рынка. Многие несокрушимо веруют до одури, что это неотвязное желание отпущение содеянных прегрешений. Взбираясь на настоящий нерукотворный помост моего безутешного признания, я отважусь обнажить пред вами бестелесную душу моего бесстыдства и умо-помрачённого вожделения быть принадлежностью плотоядной любви.

Pardon. Совершенно выпустил из памяти необходимость представиться вам, тем самым не выказав своему добросовестному читателю британскую politeness [4] Вежливость (англ.) .

Меня прозвали Эмилем, и насколько мне признавалась моя непроницаемая maman, она неустанно твердила мне, будто я являюсь носителем имени нежнее природного звука и даже по произношению чуть легче летящего пуха, сопоставимого, быть может, взлёту мохнатых бабочек на крылышках, которых пролегает россыпь красочных узоров. Не будьте суровы! Помилуйте её за музыкальную сентиментальность, будучи француженкой, она неизменно теплила вездесущую надежду в глубине души своей стать певицей недосягаемых подмостков Парижа. Да что там Парижа, когда её еженощные грёзы давали ей непреложное обещание безудержных оваций в «Ла Скала», «Teatro alla Scala» [5] “Театр у лестницы”– оперный театр в Милане, основанный в 1778 году. если говорить на исконном языке. Правда её сопрано не щадило наше кровоизлияние ушей и к глубокому сожалению не дотягивало до уровня заданного незабываемо-величайшей Марией Каллас [6] Мария Каллас – греческая и американская певица, одна из величайших оперных певиц XX века. . Но любовь моя к ней таилась именно в этих самых причудливых мелочах личностной характеристики моей maman.

Обладая вышесредним ростом, если быть точнее (в метрах сто семьдесят восемь) и чахлым телосложением, моё corps [7] Тело (франц.) свидетельствовало против моего здравого состояния. Мирские обыватели всегда нарочито приписывали мне пагубные привычки, оценивающие меня исключительно по внешнему лоску. Тонкие губы мои в виде лодочных форм, до такой степени сводились воедино, точно их было каторжно разъединить или завидеть их раздельность на даже незначительном отдалении от меня. Полушария моих серых глаз окаймляли отёкшие незамкнутые кольца, придававшие моей наружности всегдашнюю угрюмость. Одним из неисправимых изъянов моего невзрачного лица был нос в виде кривовато-неровного горного хребта, на левом профиле которого лоснились два отпечатка небесного творца, меж которыми можно было бы провести геометрическую кривую.