Алексей Иванов - Затмение Джонсон

Заметив краем глаза, что Джонсон хочется танцевать и боясь выделений огорчения по поводу того, что Ганеша был давно уже чужд подобного рода культмассовых мероприятий, он попросил исполнить этот обряд Леона. С которым несколько минут назад его познакомил один из друзей Джонсон, официально представив того как своего лучшего друга.

Визуально Леонид почти не уступал ему, и Ганеша решил, что ей будет приятно с ним пообщаться.

– Леон, потанцуй с Джонсон. А то я не умею, – скромно признался Ганеша.

– Что? Правда, можно? – обрадовался тот, не веря что сможет дотронуться до «святыни».

И войдя в сферу её сияния, Леон галантно пригласил Джонсон на танцевальное слияние. Если бы у него был не «Галант», а «Делика», он, конечно же, был бы более деликатен.

– Можно, я потанцую? – подошла Джонсон к Ганеше.

– Конечно, танцуй, – милостиво отпустил он ей грех.

Леон танцевал очень даже неплохо. И за парящей в пируэтах парой приятно было наблюдать, вкрадчиво потягивая «ерш» с искрой воображения, высверкивающей как бы он сам, должно быть, корчился б на месте Леона, не окажись его под рукой провидения.

Расстались они опрятно улыбаясь друг дружке. Так что Ганеша даже позавидовал в этот момент Леону. Но зависть частично была погашена улыбкой Джонсон, в которой просвечивала и таяла воском благодарность за оргию (сокр. от – «организацию»). Но чтобы добиться об зависть, он спросил Джонсон:

– Ты научишь меня танцевать?

– Конечно, научу, – подлетела та на волне эйфории. Но упала в любопытство. И улыбка не сходила с пораженного эдакой проказницей лица, а напротив – заходилось смехом. – Ты на меня смотришь так, – улыбнулась Джонсон, – будто знаешь обо мне что-то, чего я и сама о себе не знаю.

– Я знаю о тебе абсолютно всё! – заявил Ганеша.

– Уже? И кто же меня сдал? – и избирательно огляделась вокруг, подозрительно сканируя тех, с кем он общался, пока она танцевала.

– Я вижу тебя всю целиком, – усмехнулся Ганеша над её бытовым контекстом, – а не только твою заднюю часть.

– Заднюю? – ещё больше удивилась Джонсон, непроизвольно поправляя короткую шерстяную юбку.

– Твоё прошлое, – усмехнулся Ганеша над тем, как низко для неё это прозвучало. – Да и ты знаешь из него только то, кем ты всё это время хотела бы себя видеть. Корчась ради этого перед другими, как Чарли Чаплин. А не то черно-белое немое кино, которое действительно с тобой происходило.

– И чего же, по твоему, я в себе не замечала? – озадачилась она.

– Из этих попыток узнать о себе ты сможешь понять только то, что не знала себя раньше так, как на момент узнавания.

– Тогда что же ты знаешь? – улыбнулась Джонсон, решив что все его слова это лишь каламбуры для заигрывания с ней и включаясь в игру. – И как я смогу себя познать?

– Мне нельзя тебе этого говорить, – улыбнулся Ганеша загадочно, – ведь атрибутом познания является сомнение. А потому, пытаясь оправдаться, ты сразу же начнёшь себе противоречить. А затем – и мне. А я не хочу тебя менять. Ведь ты нужна мне такой, какая ты есть сейчас. А не та, какой ты являешься на самом деле.

– И какая же я на самом деле? – невольно удивилась Джонсон.

– Этого мне тем более нельзя тебе рассказывать. Потому что вначале это направит твой познавательный рефлекс не в сторону твоей сущности, а в противоположную ей и постоянно пытающуюся её изуродовать действительность. Разочаровав тебя не только в твоих поступках, но и в данной тебе действительности вообще. Повергнув тебя в глубокий внутренний шок и отстраненность. А я хочу всегда видеть тебя только веселой и жизнерадужной!

– Всегда? – улыбнулась Джонсон, засияв глазами. – Ты уже согласен на Всегда?

– Ангел мой, Боги – это люди, достигшие светозарного состояния. А они всегда Всегда.

Ну, разве мог он сообщить ей (во время всеобщей кутерьмы пьяного угара и куража), что подобно тому как Фил является воплощением Истины, она является воплощением Чистоты? Тем более что Банан собирался… напоить её и попытаться сегодня же ею и овладеть.

И пока Банан собирался, подливая водки в её стакан, её вслед за Ахлис вновь оторвал от него кружащий по зале пары смерч эмоций.

Чтобы вышвырнуть их к нему лишь за новой порцией «бананового» коктейля.

– Почему ты всё время так хитро улыбаешься? – спросила Джонсон, вслед за Ахлис незаметно для бармена протягивая ему снизу стакан с пивом.

– Просто у меня такое ощущение, – улыбнулся Ганеша ещё более хит’ро, подливая в него водки, – что я люблю тебя!