Алиса Нокс - Бойфренд из спецслужб

– Встретимся?

– Чтобы… Ну, прогуляться? – спросил Глеб, чувствуя себя полнейшим идиотом. Какой толк в том, что он умел разбирать и собирать зиг зауэр с закрытыми глазами за двадцать секунд, если вот такие вот красавцы-художники заставляли его бледнеть от неловкости.

– Прогуляться, – кивнул Матвей. – Выпить кофе. Поговорить о чем-нибудь.

– О, – сказал Глеб. – Ладно.

Он сверлил глазами ботинки, пока Матвей доставал из кармана визитку.

Глеб продиктовал свой номер, кивнул, мол, дело сделано. Переступил с ноги на ногу. Наконец, посмотрел Матвею в глаза. Они попрощались так, будто собирались встретиться через несколько часов, между прочим, не прощаясь толком, а обозначая перерыв.

Попав в квартиру в полпервого ночи, Глеб положил визитку на тумбочку рядом с ноутбуком и, стащив с себя джинсы и кофту, лег на кровать, впервые за долгое время мгновенно отключившись.

Незнакомый номер вспыхнул на дисплее, застав Глеба за самым постыдным занятием на свете.

Он рылся в шмотках.

Они с Матвеем Авериным даже не договорились о встрече, а вероятность того, что они не пойдут на прогулку сегодня, завтра и в течение всей недели составляла ни много ни мало, а пятьдесят математически оправданных процентов. Тем не менее, Глеб сидел без дела целый день, и в голову ему не пришло ничего лучше, как подобрать гардероб для запланированной прогулки.

Поскольку из Москвы он уехал без чемодана, оставив вещи в особняке Саши Зотова, в шкафу съемной квартиры нашлись несколько футболок, смятая рубашка, джинсы с потертостями, еще куртка, теплее той, что он отдал Матвею. Это плюс вещи, в которых он добрался до галереи – все, что у него обнаружилось.

Это – доказательство того, как он почти полностью потерял вкус к жизни.

В те неспокойные дни после налета на особняк Глеб почти не контактировал с внешним миром. Доверял на все сто он лишь одному человеку – сводному брату Феде. По большей части не из-за родственных связей, а из-за того, что Федя, слава богам, держался на расстоянии от жизни, которую выбрал сам Глеб. Поэтому он набрал его номер и сообщил, что с ним все хорошо, но придется надолго залечь на дно. Это все, что он себе позволил.

И в менее благополучные времена он не обременял близких. «Выжил – хорошо», – решил Глеб.

Денег, которые ему вопреки всему выплатил принципиальный Саша Зотов, хватило на ночевки в хостеле и съем нормальной квартиры, с бытовой техникой и минимальной мебелью. Здесь он и жил. И до сегодняшнего дня не думал над заказом в интернете вещей поприличнее. Но страсти улеглись, к Глебу вернулось желание…

Выглядеть лучше перед Матвеем.

«Если все-таки предположить, что мы с Матвеем увидимся, то… Идти мне не в чем», – резюмировал Глеб.

Он сел на кровать и открыл бумажник, сверяясь с остатками налички, тогда и зазвонил телефон.

Комнату напомнил писк тропических птиц, ужасный рингтон «звуки природы». Глеб неоднократно порывался сменить надоедливую мелодию, но сразу же терялся с поисками, незнакомыми названиями групп и направлениями. Музыка не была его темой. Когда ты на задании ФСБ или возглавляешь службу безопасности мафиози, привычки укладываться спать в наушниках или включать колонки на полную сами по себе уходят в прошлое. Так работал инстинкт самосохранения, твердивший, что песня скрывала проникновение.

Взяв телефон, он узнал номер Матвея.

Запомнил, что номер на визитке заканчивался двумя восьмерками. И с волнением поднес смартфон к уху.

– Алло?

– Привет, Глеб. Это Матвей. Художник. Ты меня помнишь? – зазвучал наполненный жизнью голос.

– Тебя забудешь.

– Я не отдал тебе куртку, – сказал он. – Кстати, у тебя очень приятный парфюм.

– Эм, спасибо, – растерялся Глеб.

Матвей звонил из-за куртки? Чтобы ее все-таки вернуть? Благородный жест, однако Глеба он расстроил. Расстроил тем, что не соответствовал его планам о еще одной прогулке. Потом он представил, как Матвей в какой-то эфемерной комнате, которую Глеб нарисовал, как его спальню, снимал с себя его куртку. Представил, как он медленно поднес воротник к носу и понюхал его.

Сглотнув, Глеб рывком поднялся и раскрыл окно.

– Отдам тебе при встрече, никак иначе, – уточнил Матвей. – Это шантаж, прости.

– Можешь оставить, – усмехнулся он.

Матвею она подходила. Светлые вещи ему шли. Впрочем, темные тоже – оттеняли его глаза.

«Подлецу все к лицу», – говорила мама.

Молчание в трубке было слишком красноречивым.