Алиса Нокс - Бойфренд из спецслужб

– Не верю.

– Серьезно, не холодно.

– Горячая кровь? Извини, я должен проверить, если замерзнешь и простудишься, я себе этого не прощу.

С невозмутимым лицом Матвей подошел к нему, стиснул предплечья руками. Холодные ладони Матвея окончательно привели Глеба в чувства, но возмущение так и не сорвалось с его языка. Сказать «что ты себе позволяешь?» было бы глупо, тем более Матвей трогал его нежно, и если бы Глеб хотел представить на его месте красивую девушку, мог бы с легкостью сделать это. Но не представил.

Закончив, Матвей взял куртку и набросил на плечи. Она пришлась ему точно по размеру.

– Пойдем?

Это происходило?

Происходило.

Глеб гулял по вечерней Москве с человеком, которого впервые увидел десять минут назад.

Еще ни разу его вылазки в город не приводили к таким, кхм, последствиям. И весь ужас состоял в том, что он бы с удовольствием провел в компании с Матвеем несколько десятков вечеров. Такие как Матвей всегда и всем нравились, вот в чем суть. Умели разговор поддержать, искренне улыбались, а окружающих находили их действительно интересными. Или же Глеб лишь попытался найти себе оправдание, а вспоминать, что раньше показное обаяние на нем не работало, он не стал. Выбросил из головы.

Не сговариваясь, они вышли к проспекту, спустились к набережной и подошли к кромке воды.

Глеба отпускало.

Первое время он немного паниковал и невнимательно отвечал на вопросы Матвея. Задумался даже, не был ли Матвей шпионом, который получил задание выведать у него побольше информации? Вслух об этом Глеб, к счастью, не проговорился, а то бы Матвей посчитал его сумасшедшим. Тем более, его вопросы касались мелочей, не интересовавших спецслужбы. Какую музыку Глеб слушал, что предпочитал делать перед сном, стояла ли у него микроволновка.

Глеб смотрел в красивое лицо Матвея и решительно его не понимал. Разве мог Глеб его интересовать? Впрочем, возможно, юное дарование проводило социальный эксперимент. Развлекалось.

Он снова бросил взгляд на Матвея: тот стоял по соседству и рассматривал реку. Его идеальный профиль что-то волновал внутри Глеба, пробуждал импульсы к действиям, которые Глеб еще не понимал до конца. Они молчали, пока волны набегали друг на друга, толпились у бетонного заграждения, отскакивали, забрызгивая мелкими каплями их темные ботинки. Раньше Глеб сюда не спускался, а более умиротворяющего места в Москве, видимо, не найти.

– Иногда мне кажется, что без таких мест можно свихнуться. В городе, – сказал Матвей.

И это был первый раз, когда Глеб ощутил между ними подобие общности.

– По тебе не скажешь, – тихо сказал Глеб.

– Ты ведь меня не знаешь. Точнее, ты видишь то, что я даю тебе увидеть.

– Это все звучит как-то жутковато, – фыркнул Глеб.

Матвей рассмеялся.

Он присел на корточки, затем скрестил ноги по-турецки и уселся у самой кромки воды. Чтобы разговаривать с ним на одном уровне, Глебу тоже пришлось устроиться на причале. Волна морского аромата накрыла его с головой. От воды исходила прохлада, но сидел он так, укрытым темнотой от суеты мира, с удовольствием.

– Звезды, – прошептал Матвей, посмотрев вверх. – Ты часто на них смотришь?

– Почти никогда.

– Звезды вдохновили меня на рисование. В девятом классе, – кивнул он в сторону Глеба. – Папа как-то обмолвился, что свет звезд, который мы видим каждый вечер, лишь эхо прошлых событий. Возможно, некоторые звезды даже умерли, пока их свет добрался до Земли. Будто последний дар, который они нам дали. Понимаешь?

Глеб вздохнул.

– Нет?

Матвей качнулся, толкнув его плечом.

– Я тоже захотел что-то оставить после себя.

– Вот оно что.

– А ты о чем мечтал?

– В девятом классе? – Глеб набрал полные легкие воздуха, прежде чем ответить. – Об игрушечном пистолете.

– Купили?

– Нет. Наверное, поэтому у меня и появился настоящий.

– О, господин умеет шутить, – закусил губу Матвей. – А о чем ты сейчас мечтаешь?

– Сейчас?

– Да.

Он дернул плечом, посмотрел на реку. Идеальное в спокойствии мгновение, растянуть бы его на вечность.

– Чтобы вечер не заканчивался.

– Я тоже, – сказал Матвей.

***

Увы, вскоре им пришлось возвращаться.

Матвею позвонили, сказали, что его высочество могло бы заглянуть на прощальную речь. Он скорчил рожицу Глебу, но все-таки согласился. Пройдя львиную долю пути назад до галереи (хотя Матвей и словом не обмолвился, что его надо проводить), Глеб осознал, что оставил на причале и множество своих тревог. Было ли дело в волшебном месте, или на него повлиял Матвей?