– Послушай, эта почти коричневая. Нейтральный цвет и подходит к твоим брюкам.
– Она девчачья! Камила такие носит!
– Не ношу… – сестра сморщила носик.
– Все альфы в нашем классе будут над ней смеяться! – Май устал бороться и теперь просто плакал. – Меня все там ненавидят, потому что одеваюсь как девочка. Они обзывают меня девчонкой с длинной писькой. Не хочу больше носить такое!
– Сегодня же куплю тебе синюю. Обещаю! – а я устал кормить его обещаниями. Даже если принесу ему новую рубашку, даже если куплю чёрные джинсы или спортивные штаны, Анна всё равно всё сделает по-своему – невозможно идти ей наперекор. Потому что не хочу с ней ссориться – она их мать, и запросто может просто выставить меня за дверь и запретить с ними общаться.
Стоило сходить в школу и поговорить с учителем. Сделать это надо было уже давно, но обычно я был занят своими проблемами. Продолжать с этим тянуть – разрушать жизнь мальчику. И дело явно не в одежде: одноклассникам Мая что-то не то вкладывают в голову учителя или их родители.
На работе меня возможно уже и не ждали, и потому со спокойной совестью я задержался в школе, рассчитывая поговорить с учителем. Школ в Берлине осталось всего четырнадцать, классы получались крохотными, и учителей имелось с избытком. В классе кузенов всего десять учеников и, кроме Мая и Камилы, – все остальные альфы или беты. Камила – единственная девочка на весь поток, и вокруг неё постоянный ажиотаж и множество поклонников. Май на фоне сестры терялся, его будто оттесняли в сторону, от этого и без того подавленная личность могла окончательно сломаться. Но Май, так же как и Камила, в будущем будет составлять ту немногочисленную треть населения, что может дать потомство и продолжить наш род. Май так же ценен, как и Камила. И школьники, их родители и особенно учителя должны это понимать.
– Добрый день господин Мюллер, – мужчина в сером костюме и с сухим голосом недовольно поморщился, но все же пожал мне руку. – У нас уроки через десять минут, вы что-то хотели?
Кабинет Арнольда Шварца, учителя младших классов, оказался маленьким и пропахшим пылью. На стенах – фотопортреты известных философов и писателей, стеллаж с книгами занимал большую часть пространства. Широкий стол и кресло вовсе лишали свободного места. Арнольд остался стоять, я, подпирая плечом Гёте и Шиллера, поставил предложенную кружку кофе на Канта и смахнул густой слой пыли с Виланда. Книги – это сильное оружие, и сейчас мне хотелось взять томик потолще и стукнуть учителя для профилактики.
– Человечество изменилось, господин Шварц. Мы не можем жить старыми устоями, навязывать традиционные ценности. То, каким будет общество завтра, всецело зависит от вашей способности научить детей толерантности и терпимости. Без омег у нас нет будущего, а женщин в мире не осталось, – я мог бы говорить на эту тему часами, ведь написал сотни статей в газеты и журналы, работал с психологами и публицистами. Но Арнольд Шварц, казалось, живёт в другой эпохе.
– То, что мальчик не может вписаться в коллектив – не моя вина. Май постоянно дерётся с другими детьми, он ведёт себя непристойно. Если бы не его сестра, его давно бы отчислили.
– В стране всего тысяча детей их возраста, никто его не отчислит, вы прекрасно это понимаете! Май хороший мальчик, на которого слишком сильно давят. Вы или ваши ученики заставляете его ненавидеть себя!
– Май завидует сестре, всё его поведение указывает на это!
– Если бы Май завидовал, он бы хотел быть девочкой, но он просто не желает быть омегой!
Бесполезный спор затянулся на полчаса, и в итоге пришлось идти к директору. Я не учился на педагога и не мне менять психологию детей, не в моей компетенции влиять на школьные правила, но моего красноречия хватило, чтобы убедить директора пересмотреть программу господина Шварца.
Из школы вышел выжатый как лимон – пробиваться через человеческую твердолобость всегда тяжело. На парковке напротив входа сидел мой кузен, и я сел с ним рядом. Без зазрения совести достал сигарету и, не обращая внимания на запрещающие знаки, закурил. Май плакал, он часто так проводит переменки. Май не слабак и не плакса, он просто маленький мальчик, над которым смеются одноклассники и которого не понимают взрослые. Как долго этот мир будет таким – непонимающим?
– Маме не говори, – он попытался смахнуть слёзы и вытереть нос. – Теперь меня точно переведут в другую школу.
Читать дальше