55 Гудвин - Лорд Здец, принцесса и полпринца в придачу

Позже, в студенчестве, я несколько раз намеренно – просто из принципа – наставлял рога таким тупым качкам в русских клубах Лондона. Уводил девчонок на танцполе и увозил к себе на жаркую страстную ночь. Редко кому потом перезванивал, но, надеюсь, они на меня не в обиде. Хотя… Не знаю. Порой начинаю думать, что в ту пору прекрасную вёл я себя как редкий мудак. Но быть толстокожим к проявлению женских чувств меня научили всё те же танцы.

Спортивные танцы, при всей их внешней глянцевой красоте, то ещё болото. Склоки, скандалы, зависть, интриги… Родителям нужно, чтоб ты приносил медали, тренеру – чтобы выигрывал его клуб, что совсем не равно тому, чтобы конкретно ты принёс медали… В любой момент твою партнёршу могут переставить к кому-то более перспективному, или наоборот – поменять её, потому более перспективным стал ты…

Яркие эмоции, которые нужно демонстрировать в танце, неизбежно перетекают в жизнь, и вот уже твоя партнёрша-дива лупит тебя оторванным от дорогого костюма рукавом с криком и истерикой, а ты даже не понимаешь, в чём провинился.

Единственное, что я мог во всей этой затее назвать плюсом – первого секса не пришлось ждать годы. Как только у меня появилась эта потребность, я тут же смог её удовлетворить. Впрочем, как и большинство тех, кто занимался со мной в одной студии.

Знаете, что удивляет меня больше всего в истории с этим видом спорта? То, как умильно родители глядят на малышей, изображающих страстные латинские танцы. Ребят, вы серьёзно не понимаете, о чём это? Вы не знаете, про что все эти самбы и румбы? Да вот про то самое, дорогие мои, – про хорошо и со вкусом потрахаться. Честное слово, когда я сейчас смотрю на маленьких детей, танцующих самбу, меня подташнивает. В детстве, конечно, не придаёшь этому значения, не осознаёшь, что за движения делает твоё тело. Зато, как только гормоны берут своё, и у тебя под хихиканье партнёрши начинает вставать, очень быстро соображаешь, что к чему. Благо и партнёша, разгорячённая многими часами тренировок, которые можно смело назвать прелюдией, совсем не против уединиться где-нибудь на сборах и наконец довести страстный танец до логического конца.

А когда надоедают истерики по поводу того, что у конкурентки стразы на платье дороже, а собственный “убогий костюм” (стоящий, на минуточку, пятнадцать-двадцать пенсий моей бабули) вышел из моды, можно поискать утешения у кого-то из парней. Таких же измотанных и мечтающих не о победе, а о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Кстати, это было довольно забавно – трахаться с конкурентами, а потом, на паркете в разгар соревнования, подмигивать или улыбаться им со значением. Я не сразу сообразил, что с моей стороны это грязный трюк – не все ведь относились к вопросу так легко, как я. Пару кубков мы с партнёршей из-за моих провокаций взяли. Но ночью я честно извинялся за причинённый ущерб, и, надеюсь, эти воспоминания сейчас греют парней куда сильнее, чем глупые медальки.

Отвертеться от танцев наконец удалось ближе к семнадцати. Тогда я как раз перешёл в новый лицей с очередной “уникальной” учебной программой и особым подходом к воспитанию. Частью этой программы – аллилуйя неизвестному мне макаренко, который её придумал! – было развитие самостоятельности. Каждую неделю выделялся день, когда мы должны были сами, на общественном транспорте добираться до дома. Особо крутым разрешалось делать это в сопровождении телохранителя, но я, к счастью, к таким не относился.

Добираться из лицея в наш тихий пригород с пересадками было довольно долго, и на одно из танцевальных занятий времени никак не оставалось. В студии я числился среди лучших, но вершину списка не занимал, и мама, скрепя сердце, согласилась, что мирового чемпиона из меня уже не вырастить. К тому же, в это время все её усилия были сосредоточены на моих младших брате и сестре – близнецах, подающих большие надежды в фигурном катании. Танцы можно было бросить, и у меня образовалась куча свободного времени.

Поначалу я просто кайфовал от невиданной свободы, читал, смотрел и слушал всё, что хочется, делая вид, что усиленно тружусь над домашним заданием (до конца моей учёбы родители так и не просекли, что особая система лицея не предполагала домашнего задания в принципе). А затем у меня наконец-то появилось собственное, не навязанное маминым стремлением к всестороннему развитию дитятка, увлечение.

С одноклассниками, в отличие от дворовых друзей, у меня никогда не складывалось. Думаю, как раз в дворовых друзьях дело – понты мои анжерские приятели обламывали на раз-два, и я в любом новом коллективе следовал их примеру. Стоит ли говорить, что в сердцах золотой молодёжи, представителями которой было большинство моих одноклассников, это, мягко говоря, не находило отклика.