Маркиз де Сад - Философия в будуаре, или Безнравственные учителя (Другой перевод)

ЭЖЕНИ. Друг мой, какое же насилие ты над ней учинишь, выплескивая свое семя? Как накажешь эту дрянь?

ДОЛЬМАНСЕ ( продолжая шлепать ). Нет ничего проще и естественней: удалю ей волоски и защипаю до посинения ее ляжки.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ ( терпя эти мучения ). Ах, изверг! Ах, сквернавец! Он сделает меня калекой!.. О, Царь небесный, владыка милостивый!..

ДОЛЬМАНСЕ. Не взывай к нему, душенька: он останется глух к твоим мольбам, как, впрочем, и к мольбам всех остальных людей. Никогда всемогущие небеса не снизойдут до сочувствия к чьей бы то ни было заднице.

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ. Ах, как вы мне делаете больно!

ДОЛЬМАНСЕ. Непостижимые странности духа человеческого! Ты страдаешь, бесценная моя, ты плачешь, а я от этого еще лучше разряжаюсь... Ах ты, сука! Так и придушил бы – но не хочу лишать других радости помучить тебя. Теперь твоя очередь, Сент-Анж. ( Госпожа де Сент-Анж обрабатывает ее спереди и сзади своим годмише, наносит несколько ударов кулаком; ее сменяет шевалье: он пробегается по обеим дорожкам и изливаясь, бьет ее по щекам. За ним следует Огюстен, он действует примерно так же, прибавляя несколько щелчков по носу. Во время этих атак Дольмансе успевает воткнуть свое орудие во все задницы и теперь разгорячает всех действующих лиц своими речами. ) Смелей, прекрасная Эжени, впихивайте вашей матушке, начинайте с передка!

ЭЖЕНИ. Идите ко мне, мамуся, я побуду вашим муженьком. Этот чуть потолще, чем у вашего супруга, не так ли, дорогуша? Ничего, войдем... Ай-ай-ай, мамочка кричит, что ж, пусть покричит, ведь ей вставляет ее собственная дочь!.. А ты, Дольмансе, ты уже пристроился ко мне сзади?.. Вот я разом соединяю инцест, адюльтер и содомию, и все это творю я, девочка, лишенная невинности сегодня утром... Какой прогресс, друзья мои! С какой скоростью продвигаюсь я по тернистому пути порока! О, теперь я падшая женщина! По-моему, ты истекаешь соком, моя родненькая?.. Дольмансе, посмотри, какие у нее глаза! Такое выражение, как при оргазме, разве нет? Ах ты, похотливая кошка, я научу тебя настоящему разврату! Ну, держись, паршивка, держись!.. ( Она сжимает и треплет ей грудь. ) Сильней, Дольмансе... еще сильней, мой нежный друг, я умираю!.. ( Разряжаясь, Эжени бьет кулаком по груди и по бокам матери раз десять-двенадцать. )

Г-ЖА ДЕ МИСТИВАЛЬ ( теряя сознание ). Сжальтесь надо мной, заклинаю вас... Мне дурно... я впадаю в беспамятство... ( Госпожа де Сент-Анж пытается ей помочь, Дольмансе этому противится. )

ДОЛЬМАНСЕ. Нет, нет, не приводите ее в чувство: женщина в обмороке – зрелище необычайно возбуждающее. Отстегаем ее как следует – и к ней вернется сознание... Эжени, ложитесь на тело жертвы... Докажите мне, что вы действительно тверды. Шевалье, овладейте ею на груди ее бесчувственной матери, пусть она в это время одной рукой мастурбирует Огюстена, другой – меня, а вы, Сент-Анж, подобным же образом щекочите Эжени на протяжении всего акта.

ШЕВАЛЬЕ. Сказать по правде, Дольмансе, то, что вы заставляете нас делать, – ужасно: это осквернение природы, небес и святых законов человечности.

ДОЛЬМАНСЕ. Ничто меня так не смешит, как неистребимые добродетельные порывы нашего шевалье. Где в наших действиях умудряется он разглядеть хоть тень оскорбления природы, неба и человечности? Поймите, друг мой, принципы, воплощаемые в жизнь развратниками, заложены в природе. Я уже тысячу раз повторял: природа стремится к поддержанию совершенного равновесия между пороками и добродетелями – в силу законов движения, она нуждается то в одних, то в других, поочередно внушая нам то, что ей более необходимо в данный момент; таким образом, мы не совершаем никакого зла, отдаваясь во власть тех или иных своих побуждений. Теперь о небе. Послушай, дорогой мой шевалье, брось ты наконец трястись, не бойся расплаты: нет во вселенной иной движущей силы, кроме природы. Отдельные физические явления матери рода человеческого стали называться чудесами и обожествляться людьми в самых различных формах – одни причудливее других, – обрастая бесконечным числом интерпретаций, а плуты и интриганы, воспользовавшись доверчивостью ближних, распространили по всему свету эти небылицы – вот что шевалье именует небесами, вот что боится он оскорбить! Далее он берется утверждать, что мелкие шалости, которые мы себе здесь позволяем, нарушают законы человечности. Простодушный! Запомни же раз и навсегда: то, что дураки называют человечностью, – слабость, порожденная страхом и эгоизмом, призрачная эта добродетель, сажающая на цепь людей недалеких, чужда личностям, чей характер сформирован стоицизмом, бесстрашием и философией. Действуй же, шевалье, не робей, не думай о возмездии! Допустим, мы действительно сотрем в порошок эту старую мегеру – поступок наш не окажется и намеком на преступление. Сотворять преступления – выше сил человеческих. С одной стороны, природа внушает людям неодолимую тягу к злодействам, а с другой – осмотрительно лишает смертных возможности приводить в беспорядок свои законы. Так что будь уверен, друг мой: все, что в твоих силах, – безусловно позволено, мудрая природа не доведет дело до абсурда и не наделит нас способностью нарушать задуманный ею ход развития. Мы – слепые орудия: если природа прикажет нам сжечь дотла всю вселенную, то единственным преступлением явится сопротивление ее воле, таким образом, все негодяи земли просто потворствуют ее капризам... Вперед, Эжени, располагайтесь... Но что я вижу! Она бледнеет!..