господствовал бы такой инертный консерватизм и такое условное лицемерие, как
в области половой любви. Самые крайние революционеры сплошь и рядом
оказываются консерваторами, когда поднимается вопрос о любви. Революционное
сознание реже всего встречается в сфере пола и любви, ибо тут оно должно
быть наиболее радикально, скажу даже - религиозно. Социальные и ученые
радикалы и революционеры думают лишь о социальном и физиологическом
благоустройстве пола, вглубь же никогда не идут. Любовь скидывается с
мировых расчетов и предоставляется поэтам и мистикам. Вспоминают ли любовь
Тристана и Изольды, любовь Ромео и Джульетты, любовь, воспетую
провансальскими трубадурами и Данте, когда говорят о поле христиане или
позитивисты господствующего сознания Их богословие и их наука, их мораль
и их социология не знают любви, не видят в любви мировой проблемы. Можно
сказать, как относится к сексуальному акту и его последствиям христианское
богословие, и этика, и научная биология, и социология, но неизвестно, как
они относятся к любви. Ветхородовое богословие и ветхородовая наука и не
могут знать любви. В любви есть что-то аристократическое и творческое,
глубоко индивидуальное, внеродовое, не каноническое, не нормативное, она
непосильна сознанию среднеродовому. Любовь лежит уже в каком-то ином плане
бытия, не в том, в котором живет и устраивается род человеческий. Любовь -
вне человеческого рода и выходит из сознания рода человеческого. Любовь не
нужна роду человеческому, перспективе его продолжения и устроения. Она
остается где-то в стороне. Сексуальный разврат ближе и понятнее
человеческому роду, чем любовь, в известном смысле приемлемее для него и
даже безопаснее. С развратом можно устроиться в мире, можно ограничить его
и упорядочить. С любовью устроиться нельзя, и она не подлежит никакому
упорядочиванию. В любви нет перспективы устроенной в этом мире жизни. В
любви есть роковое семя гибели в этом мире, трагической гибели юности.
Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда погибли от любви, и не случайно любовь
их несла с собой смерть. Любовь Данте к Беатриче не допускала благоустроения
в этом мире, ей присущ был безысходный трагизм в пределах этого мира.
Над любовью нельзя ни богословствовать, ни морализировать, ни
социологизировать, ни биологизировать, она вне всего этого, она не от мира
сего, она не здешний цветок, гибнущий в среде этого мира. Рост любви
трагически невозможен. Это удостоверяют величайшие художники и поэты всех
времен. Не естественно ли, что любовь была скинута со всех мирских
расчетов, что проблема пола решалась вне проблемы любви
...Тайна любви, тайна брачная - в Духе, в эпохе творчества, в религии
творчества. Таинство брачной любви есть откровение о человеке, откровение
творческое. Таинство брака не есть семья, не есть натуральное таинство
рождения и продолжения рода, таинство брака есть таинство соединения в
любви. Только любовь есть священное таинство. Таинство любви выше закона и
вне закона, в нем выход из рода и родовой необходимости, в нем начало
преображения природы. Любовь - не послушание, не несение тяготы и бремени
мира, а творческое дерзновение. Это таинство, таинство брака, не
раскрывается еще ни в откровении закона, ни в откровении искупления.
Таинство любви - творческое откровение самого человека. Оно зачиналось в
мистической любви, всегда разрывавшей границы утилитарно-родовой физиологии
и экономики семьи. В строе семьи узаконенная полигамия будет более правдивой
и для новых условий жизни более целесообразной формой, чем лицемерная и
выродившаяся моногамия.
Любовь трагична в этом мире и не допускает благоустройства, не
подчиняется никаким нормам. Любовь сулит любящим гибель в этом мире, а не
устроение жизни. И величайшее в любви, то, что сохраняет ее таинственную
святость, - это отречение от всякой жизненной перспективы, жертва жизнью.
Этой жертвы требует всякое творчество, требует жертвы и творческая любовь.
Жизненное благоустройство, семейное благоустройство - могила любви.
Жертвенная гибель в жизни и кладет на любовь печать вечности. Любовь теснее,
интимнее, глубже связана со смертью, чем с рождением, и связь эта,
угадываемая поэтами любви, залог ее вечности. Глубока противоположность
любви и деторождения. В акте деторождения распадается любовь, умирает все
Читать дальше