Игорь Гергенрёдер: Редкая рыбка

Она подрастала и, приезжая на лето на виллу, стала бывать в доме Ромула на высоком морском берегу. Террасу окружала зелёная стена кустов, среди горшков с цветами стояла небольшая скульптура стройного нагого юноши; любознательная гостья поглядывала на его член. Ромул, улыбаясь, глядя ей в глаза, трогал пальцем член юноши, трогал мошонку.

— Ну-ка — пощупаешь? — спросил однажды Еву, она под его взглядом не опустила глаз, протянула руку, взяла двумя пальцами миниатюрный член скульптуры и чуть не отломила.

В просторной студии Ромул показывал ей рисунки, написанные углем, пастелью, сангиной, карандашами: женщины нагишом на траве, лебеди… Кентавр с похожим на дудку членом встал на дыбы над полулежащей перед ним голой девушкой. На другом рисунке голая красотка стояла на четвереньках, выставляя вверх попу, и кентавр, приопустив конский зад, всаживал ей в писю торчащий член.

А вот нагая женщина опрокинулась на спину, приподняв и раскинув согнутые в коленях ноги, над нею медведь, придерживая лапой человечий член, направляет его ей в писю, губы которой женщина раздвигает пальцами обеих рук.

Ромул говорил Еве:

— Это не может не нравиться! ведь это — искусство! Эти представления живут тысячи лет — представления о самом сладком, нет — о сладостном! О наслаждении наслаждений! Нет слов, чтобы передать, насколько оно сладко, радостно, прекрасно! Это можно лишь испытать, надо испытать…

* * *

Сегодня он, как и раньше, сказал Лине, что у него с Евой будет занятие рисованием, и увёз её к себе домой. В студии указал ей взглядом на знакомые картины:

— Не стесняйся — я знаю, ты давно знаешь, что делают с женщинами не кентавры, не медведи, а мужчины. Что некоторые мальчики делают с некоторыми девочками…

Она, не отводя взгляда, кивнула.

— Я знаю — с тобой этого ещё не делали.

— Нет, — произнесла она, стоя перед ним в коротенькой юбочке, в блузке.

— Ты красивая… красивая… — произнёс Ромул необычным голосом, от которого было невыразимо радостно. — У тебя уже есть власть над мужчинами… Хочешь увидеть?

До чего ей стало интересно! Так интересно, что она даже не улыбнулась, а лишь кивнула.

Он не спеша расстегнул и скинул рубашку, спокойно снял брюки, за ними трусы, встал перед нею, расставив ноги, — совсем голый. Она растерялась, замерла, глядя на него: большого, статного, её взгляд ощупывал его холеное тело. Крупный член свисал — вызывающий острое любопытство. Вокруг его основания в низу живота чернели волосы, слегка завивались.

— Хочешь кое-что узнать о себе — разденься, — сказал Ромул так, будто предлагал что-то обыкновенное.

Волнуясь, она смотрела ему в глаза, знала: происходящее небывало серьёзно, раз он голый. Она сняла юбку, потом — блузку, потом — трусики. Голенькая! Она совсем-совсем голая перед голым Ромулом — рослая, худощавая. У неё фигурка гимнастки, длинные светло-каштановые волосы.

Он сказал:

— Смотри на него и представляй — мы с тобой делаем… ты знаешь…

Она впилась взглядом в член, невольно расставила ноги, прижала пальцы обеих рук к губкам писи… Член увеличился, приподнялся.

— Повернись ко мне спинкой, поверти попкой и взгляни снова, — попросил Ромул.

Она оборотилась к нему задом и, словно занимаясь с обручем, повертела голой попкой. Когда повернулась к Ромулу лицом, большущий член с глянцевитой головкой торчал вперёд и вверх, будто целясь ей в лицо. Её прохватило волнение.

— Видишь… — Ромул улыбался, он напряг член, отчего тот ещё чуть-чуть приподнялся, — он встал из-за тебя, встал на тебя. Ты красивая-красивая хорошенькая девочка, и поэтому он встал.

Всё её существо трепетало от неведомого ранее чувства. Это была гордость. Гордость оттого, что ей открылась (и как!) власть её тела.

О, как ей было интересно! жгуче-жгуче интересно! И она знала: ещё более интересное, волнующее — впереди.

— Давай будем делать! — нетерпеливо потребовала она.

— Не теперь. Тебе ещё рано… от этого бывает очень больно.

— Ну мы только попробуем! ну немножко-немножко! Ромул, ты такой хороший! — она просила, едва не плача.

— Одевайся, — велел он и оделся. — Ко мне сейчас придут.

Она надулась, поддела ножкой трусики.

— Давай договоримся, — сказал Ромул ласково, — ты пойдёшь на террасу, попробуешь нарисовать меня нагого… Потом я освобожусь, и мы вместе посмотрим, что у тебя получилось.

Не ответив, одевшись, она в обиде пошла на террасу рисовать, и тут донёсся звонок из прихожей, Ромул направился туда. Она услышала женский голос и с террасы, из-за горшка с разросшимся цветком, посмотрела в студию. С Ромулом туда вошла женщина в платье, немолодая, сказала: