Миша Бастер - Перестройка моды

Надо сказать, в области театра у меня было и есть навалом странностей, непонятных профессионалам этой сферы. Бывало, «деды» этой области на меня крысились, как Лагерфельд. Им было непонятно, что я смотрю на театр так же, как и на моду, снаружи, а не изнутри. Мне был нужен символ театра, а не сам театр. Если у Шекспира в качестве декораций стояли таблички «лес» и «дворец», то у меня на сцене будто стояла табличка «театр» – он был только обозначен. Получался опять-таки пост-театр и пост-балет.

Этот период времени был взлетом авангарда в театре и балете, с такими именами, как Мате Экк, Мэттью Бурн, Пина Бауш само собой, Бежар, они все были очень известны, плюс расцвет уличного театра, пока он еще не окончательно коммерциализировался как сейчас. Театр и балет были Zeitgeist, так же, как альтернативная мода была до этого. Из этого вытекали ряд особенностей моего режиссерского метода, из-за которых мне иногда приходится слышать: «Ты не режиссер!» правда, только в России, в мире гораздо больше привыкли к культурному разнообразию. Во-первых я работала в основном с непрофессиональными артистами: то есть у них была какая-то школа, но не театральная: модели, стриптиз, классический балет, спорт, музыка. У человека театрального, попавшего в группу, глаза лезли на лоб с непривычки: артисты мне были нужны как типажи, мне нужно было изъять личность из жизни тепленькую, и пересадить ее на сцену как орган, пока она не испортилась какой-либо муштрой. А потом сшить из этих личностей некоего Голема, который одушевлялся мной, режиссером и комментатором спектакля (тест либретто я читала вживую на опять таки языке страны гастролей).

В жизни за кулисами это выглядело как чудовищный бардак и отсутствие дисциплины при очень дружественных отношениях внутри группы.

В общем, это был настоящий авангард, мне даже сказали в каком-то театре во Франции: «Поздравляю, во Франции, стране авангарда, вы показываете супер авангард». Но, естественно, были и профессионалы, которые говорили, что это самодеятельность, поскольку куча правил была с легкостью похерена. Публика же никогда не уходила из зала: если даже люди были в шоке и не понимали происходящего, они ждали, что мы еще отмочим. И мы мочили.

В нашем райдере стояло: найдите на улице два мусорных бака, выкиньте мусор, вымойте баки и поставьте их на сцену. Спектакль начинался с того, что черный и белый лебеди роются в мусоре, как городские голуби. В качестве античного хора выступал Леша Вишня, со своими песнями, то в костюме ангела, то в виде упитанной русалки топлесс, а публика гадала мужчина это или женщина. Мебель во дворце была живая, на женщине-кровати просыпался принц. В юбке-клетке сидел живой кот и иногда громко мяукал. Весь спектакль был парадом перевертышей, все становилось не таким, как казалось. Лозунг спектакля: «Поиск свободы и демократии через мутацию и двуглавость: одна голова хорошо, а две лучше!» оправдывала череда мутаций в костюмах, жанрах, персонажах. Премьера спектакля состоялась на фестивале Сигма в Бордо (у меня осталась программка, там было много громких имен вроде Зингаро) Одна журналистка написала «ЛЭМ – это визуальная бомба, это чудовищно действенный звуковой и сценический коллаж, создатели которого решаются на все… Он воплощен в калейдоскопе аксессуаров и костюмов, которые заставляют думать о Жане-Поле Готье как об модельере для пожилых». И другие журналисты замечали этот дух беспредельного авангарда: «Светлана Петрова имеет творческий потенциал и чувство костюма великих мастеров авангарда, таких как Сальваторе Маскино и выводит на сцену десятки костюмов – изобретений». А еще мы объявили себя группой пост-арьергарда, чтоб окончательно задурить всем голову.

Нас еще сравнивали с Феллини и Монти Пайтоном, все это было мне весьма приятно. Отмечали также удивительный дух свободы исходящий от спектакля, один журналист сказал в беседе: «Поразительно, вы приехали из такой тоталитарной страны, но в вас больше свободы, чем во всех нас вместе взятых»

С помощью Андре мы объехали всю Францию, были и в других странах, добрались и до Бразилии в 1995-м году, у нас там был большой тур. Именно там, за поеданием омара в ресторане на маяке в Сан Сальвадоре, я узнала, что Гинц сам когда-то был артистом: он прочитал мне монолог Гамлета, да так, что я от хохота сползла под стол, мне в жизни так не повторить.

Конечно, он человек-легенда, это он вывел в люди Полунина и Лицедеев и еще кучу групп по всему миру. И он никогда ничему меня не учил из уловок маркетинга: ни быть «группой художников», ни устраивать клоунаду в жизни. Только иногда ругался, если я косячила. Однажды, когда после очередного вливания, я сказала: «А может, я и вправду не режиссер? Может, мне Крамера пригласить?», Андре возмутился и сказал: «Ни в коем случае.