Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

РАБ. И царицу не пускать? Весть о прекрасной статуе обнаженной женщины дошла и до ее ушей. До сих пор лишь мужчин изображали нагими, как они состязались на поле. Или мальчиков...

ПИГМАЛИОН. И впрямь! Я не знал, что женское тело, сотворенное для вынашивания дитя, может быть прекрасно без изъяна, нежна без похоти и лучезарна, как сама Киприда, если верить Гомеру. Мне кажется, я сплю. Мне кажется, я снова юн и влюблен, еще не ведая в кого, просто в девушек, смеющихся, глядя мне вслед, сына каменотеса. Одну из них звали Галатея. Ты будешь моей Галатеей, или я умру. О, боги! Афродита, богиня любви и красоты! Я, царь Кипра и ваятель, к тебе взываю... Вот красота в облике женском, а здесь любовь. Соедини нас по своей природе и сущности.

Паллада Олимповна Богданова-Бельская, одетая в пеплос белоснежного цвета с пурпурными линиями и орнаментом, на что не обратили внимания, да, казалось, и не готовилась к тому, что ее призовут как Афродиту выйти на сцену, поднимается со словами: "Деваться некуда".

АФРОДИТА. Почему мне не сказали заранее, что мне надо держать речь, не знаю о чем? Где бумажка с текстом? На худой конец, где суфлер?

ПИГМАЛИОН. Богиня! Любовь и красота - две твои ипостаси, нераздельные в твоем облике и сиянии. Но у смертных и красота несовершенна и недолговечна, и любовь обманна и скоротечна, как юность и весна. И эта участь смертных ввергает меня в скорбь с детских лет, как я помню себя, и влечет меня красота, как залог бессмертия... Я уловил ее сияние и высек из мрамора... Она явлена! Но восторг перед созданием померк, как свет дня. Она безмолвно внемлет ночи и Космосу, не мне. Любовь моя безмерна. Впервые женская красота мне кажется высшим благом.

АФРОДИТА. Всякое восхищение красотой, в особенности женской, рождает во мне любовь, ведь я женщина, хотя и богиня.

ПИГМАЛИОН. Богиня! В этой статуе воплощение твоей красоты, заронившей в мою душу любовь; в ней твоя вечная сущность, проступающая, увы, всего на краткий миг в смертной женщине. Пробуди ее, чтобы любовь к женщине восторжествовала, во славу Афродиты.

АФРОДИТА. В самом деле! Любовь к мальчикам меня всегда возмущала, будто женщины не достойны любви и восхищения, кроме как рожать детей. Ты прав, Пигмалион! Обычно боги глухи к просьбам и мольбам смертных, поскольку и над нами довлеет Судьба. Твоя просьба не только не нарушает установившийся миропорядок, а устраняет нарушения. Столь совершенная в своей красоте, Галатея, пробудись к жизни!

ГАЛАТЕЯ оживает, с признаками жизни, проступающими постепенно: в глазах, в бюсте с первыми вздохами, в движениях рук и ног.

ПИГМАЛИОН замирает от восхищения и счастья.

КНЯЗЕВ ( не помня себя ). Что это? Девичья грация и нега любви. Ничего прекраснее нет на свете!

Вокруг смех.

КУЗМИН. Всеволод, это представление. Как наша Паллада не Афродита...

КНЯЗЕВ. Что такое? Вы разве не один из козлоногих? Сейчас будет празднество, с плясом козлоногих...

Разносятся звуки флейты и рожков...

«Пляс козлоногих» Ильи Саца, то есть пляска Ольги Глебовой в сопровождении сатиров и нимф...Всем смешно и весело, будто все пьяны и влюблены, с затемнением.

Крупным планом плакат с изображением таинственного лица в плаще и полумаске, афиша синема, - она спадает, открывая ночное небо над Петербургом.

По набережной Фонтанки несется на извозчике высокая фигура в плаще и в черной полумаске, словно с афиши сошедшая, она высится над редкими прохожими, пугая их, а далеко впереди проносится автомобиль: за рулем Неизвестный, рядом с ним Ольга Глебова-Судейкина.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Если не домой, куда же вы, сударыня? Или это тайна? Я умею хранить тайны хорошеньких женщин.

ГЛЕБОВА. Верю, ваше инкогнито. Но тайны в том нет, куда я еду. В «Бродячую собаку».

НЕИЗВЕСТНЫЙ. А! Читал в газетах. Артистическое кабаре в России! Надо же.

ГЛЕБОВА. Богема, ваше высочество.

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Кто-то за нами гонится.

ГЛЕБОВА. Уж не дьявол ли сам?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. Может статься, сударыня, вы и с ним водитесь?

ГЛЕБОВА. Как и с вами?

НЕИЗВЕСТНЫЙ. В вашей красоте есть что-то потустороннее, что привлекает до озноба.

Автомобиль сворачивает на Итальянскую улицу и останавливается на Михайловской площади. Фигура в плаще на извозчике показывается вдали. Автомобиль поспешно отъезжает, дама уходит во двор дома.

Крупным планом эмблема кабаре, которая сворачивается, как занавес, и мы в передней, куда входит фигура в плаще и маске на голову выше других, снимает маску и плащ, это, оказывается, гусар с юным лицом, и это превращение вызывает улыбки у дам.