Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

АЛИСА. Я-то думаю, не смерть Сапунова, а новая встреча с Гумилевым в Териоках подействовала на тебя так.

ОЛЬГА. Как?

АЛИСА. Сама знаешь.

ОЛЬГА. Я знаю, он влюблен в меня и любит.

АЛИСА. Невероятно. Это скорее, как Дон Жуан в донну Анну, чтобы похвастать своей очередной победой.

ОЛЬГА. Поэт всегда Дон Жуан... В этом его прелесть и соблазн.

АЛИСА. Ты потеряла голову.

ОЛЬГА. Я давно ее потеряла.

АЛИСА. Что ты говоришь?

ОЛЬГА. Ах, что я сказала?

АЛИСА. Ну, на что ты можешь рассчитывать? Он женат. И на ком?

ОЛЬГА. Знаю, на ком. Я их чуть не разлучила.

АЛИСА. Чуть - не считается.

ОЛЬГА. В знак примирения они совершили поездку в Италию.

АЛИСА. Нет, скорее в ожидании рождения сына, что их сблизило, как бывает.

ОЛЬГА. Я знаю лучше, как бывает.

АЛИСА. Что ты хочешь сказать? Он бегал за тобой, пока жена собиралась рожать? Если так, у него нет сердца. Забудь. Он погубит тебя.

ОЛЬГА. Лучше погибнуть от любви, чем из-за ее отсутствия или утраты.

Подходит Гумилев, и Алиса со всевозможными телодвижениями уступает ему свое место.

ГУМИЛЕВ. Как поживает ваша мама?

ОЛЬГА. Вы нарочно спрашиваете о моей маме, чтобы напомнить мне, что вы ей не понравились? То есть не захотели понравиться.

ГУМИЛЕВ. Как же я мог понравиться вашей маме, Ольга Николаевна? Женатых мужчин мамы не жалуют. И это правильно.

ОЛЬГА. О том ли речь, Николай Степанович?

ГУМИЛЕВ. О чем?

ОЛЬГА. Я давно вас не видела. Соскучилась. А вы?

ГУМИЛЕВ. Как же! Как же! Вы и в стихах моих являетесь, и во сне, и в объятиях другой...

ОЛЬГА. Другой? Я вижу, вы-то не скучаете.

ГУМИЛЕВ. Не скучаю, некогда. В журнале «Аполлон» я первая скрипка, и поэт, и критик.

ОЛЬГА. А еще, говорят, вы там принимаете молодых поэтесс...

ГУМИЛЕВ. Да. И даже запираюсь, чтобы дать уроки стихосложения. Это мое любимое занятие. Мне бы читать лекции в университете, да недоучусь никак.

ОЛЬГА. Вы еще и учитесь?

ГУМИЛЕВ. Чему вы удивляетесь? Есть мужчины, которые поздно взрослеют.

ОЛЬГА. Быть взрослее, чем сегодня, вам нельзя.

ГУМИЛЕВ. В самом соку? И вы такая. По этому случаю надо выпить вина.

Уходят в буфет.

Входит тонкая, стройная и очень гибкая в движениях молодая женщина в узкой юбке (шик парижской моды) в сопровождении элегантно одетого господина (Николай Владимирович Недоброво, поэт и критик)..

Два молодых поэта.

ПЕРВЫЙ. Боже! Ахматова красавица, античная гречанка. И при этом очень неглупа, как я слышал, хорошо воспитана и приветлива.

ВТОРОЙ. И поет любовь, как Сафо.

На затемненной сцене идут таинственные приготовления к интермедии... Мелькают силуэты сатиров и нимф... Пронин проносится туда и сюда, отдавая последние указания телодвижениями и жестами и даже клавишами пианино...

Затемнение.

На сцене вспыхивает свет с видом моря и неба...На площадь над морем выходит Хор сатиров и нимф...

Рукоплескания и голоса.

ДАМА. Ах, что ж это будет?

ДРУГАЯ ДАМА. А фавн похож на неутомимого художественного руководителя кабаре Бориса Пронина.

ПАЛЛАДА. Это же Хор, а он корифей.

Выходит царь Пигмалион ( Судейкин ) в сопровождении раба ( Коля Петер ). Перед ними статуя, укрытая покрывалом.

В глубине сцены изваяние, столь прекрасное и пленительное, под легким покровом туники...

ПИГМАЛИОН ( не верит своим глазам ). Сияет свет теплом весны и жизни... Ужели это мое творение? Или явилась сама богиня? Прекрасней и прелестней, чем мне привиделась на заре... Увы! Увы! В ней красота сияет без неги и дыхания, как смерть светла на грани мук и небытия, когда душа возносится, свободой упоена... Нет, красота не форма, а сиянье жизни, она жива! ( Протягивает к статуе руки .)

РАБ. Это камень, царь. В камнях тоже есть душа, но не такая, как у человека. Поэтому она мертва, как камень, и жива, как изваяние . Не более того.

ПИГМАЛИОН. Поди прочь! Она затаила дыхание, как только ты вошел. Прочь! И пусть никто сюда не входит.