Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

ПОДВАЛЪ БРОДЯЧЕЙ

С О Б А К И

Михайловская площадь,5

Эмблема спадает или взмывает вверх, как занавес, и мы оказываемся в полуподвальном помещении с гостиной с камином, с буфетом и уборными, а центральное место занимает небольшой зал со сценой, с которой в исполнении Хора звучит «Собачий гимн». Хор состоит из девушек и юношей с особенной красотой, одетых чисто театрально, иногда в масках, под стать убранству кабаре, простому и вместе с тем изысканному, как диковинные цветы на стенах и потолке, или персонажи из сказок Гоцци, словно проступающих со стен и из-за угла.

За пианино Цыбульский Николай Карлович, композитор и музыкант, в потертом фраке, слегка выпивший (его постоянно кто-нибудь угощает вином и даже обедом, поскольку гол как сокол), играет безвозмедно вальсы собственного сочинения и временами вдохновенно импровизирует.

В буфете за одним из столиков Борис Пронин, худощавый, очень подвижный, энтузиаст по темпераменту, артист Александринского театра на второстепенных ролях, чуть ли не статист, в большей мере помощник Мейерхольда во всех его начинаниях и неожиданный организатор артистического кабаре "Бродячая собака", его художественный руководитель и директор. К нему подсаживается Николай Петров, по прозванию Коля Петер, его помощник.

ПЕТРОВ ( к буфетчику ). Кузьмич, какое нынче меню?

КУЗЬМИЧ. Все то же. Выбор невелик.

ПЕТРОВ. Нет, что там написано?

КУЗЬМИЧ. Коля Петер, вы хотите, чтобы я прочел меню вслух? Извольте.

Берет в руки листок с эмблемой «Бродячей собаки» и эпиграфом из Козьмы Пруткова: «Пища столь же необходима для здоровья, сколь необходимо приличное обращение человеку образованному» и читает:

Очень смешно. ( Читает. ) В «Бродячей собаке» ежедневно интимные обеды (5-9 часов вечера). А вот и меню на субботу 27 октября 1912 года.

ПЕТРОВ. Наконец-то дошли до главного.

КУЗЬМИЧ. Собачьи битки с картофелем - 40 копеек.

ПЕТРОВ. Из настоящей собатчины? Мы не каннибалы!

КУЗЬМИЧ. Из говядины, Коля Петер, из говядины.

ПЕТРОВ. Почему в таком случае собачьи битки?

КУЗЬМИЧ. По применению. Для собак. Для настоящих бродячих собак. А для тех, которые имеют дом и привычны к пище хозяев, холодный поросенок с хреном и сметаной. И то же за 40 копеек. Дешево. Разоримся. Холодная осетрина провансаль. Это 75 копеек. Беффштекс с гарниром - 75 копеек. Вам что подать?

ПЕТРОВ. Вина, братец. Ты так вкусно читаешь меню, что я уже сыт. Мадеры.

ПРОНИН. Что, Коля Петер, в кармане пусто?

Хор сбегает в зал, часть его усаживается здесь за столики, сливаясь с публикой, другая часть, прежде всего юноши, спешит в буфет, кто-то голоден, кому-то надо выпить...

Два немолодых актера.

СЕРАФИМ. Гимн у меня неизменно вызывает столь отчаянные патриотические чувства, что мне хочется тотчас выпить.

ГАВРИЛА. Серафим! В чем проблема, дружище? Идем в буфет. Я охотно составлю тебе компанию.

СЕРАФИМ. Мне не можешь ты, Гаврила, составить компанию.

ГАВРИЛА. Что я не той породы?

СЕРАФИМ. Не в породе суть, а в природе вещей, что отягощает как твой карман, так и мой. И там, и здесь пусто.

ГАВРИЛА. А разве мы не выступали вместе с Хором и не заработали на глоток вина?

СЕРАФИМ. Нет. Ведь мы здесь выступаем ежевечерне и даже еженощно не ради денег, а как черти играют в карты...

ГАВРИЛА. А как черти играют в карты?

СЕРАФИМ. Как сказано у Пушкина, чтоб только вечность проводить.

ГАВРИЛА. Это скучно. Я все-таки пес, а не черт. А бродячий пес всегда найдет себе пропитание и выпивку.

СЕРАФИМ. Хорошо. Я составлю тебе компанию.

Уходят.

Кабинет художественного руководителя и директора кабаре, похожий на мастерскую и артистическую уборную, с зеркалами и афишами.

Ольга Глебова, актриса, переодевшись, смотрится в зеркало, Сергей Судейкин, ее муж, художник, расхаживает; входит Пронин.

ПРОНИН. Ах, вы здесь! А я без стука.

ГЛЕБОВА. Это мы без стука, Борис Константинович. Что это вы прищурились?

СУДЕЙКИН. Жить в мансарде дома (показывает пальцем вверх ) и творить миры в подвале...