Юлий Дунский - Время собирать камни

— И товарища вашего я доставил, — кричал за спиной Демина инвалид. — Тоже не хотел идти, но от меня не вырвешься!

Не давая Демину опомниться, Неля взяла его за руку и повела к столу.

Клавка Мухина — сорокалетняя, вся в веснушках — и ее муж, усатый солдат с нашивками за ранения, сидели в торце стола. Клавка плакала счастливыми слезами, прижимаясь щекой к погону мужа. Он тоже нет-нет да и смахивал слезинку. А сосед справа доверительно шептал ему в ухо:

— Ты, Василий, не сомневайся. Клавдия вела себя исключительно хорошо!

— Да я не сомневаюсь, — улыбнулся Василий и спросил у инвалида с костылем, пробиравшегося к своему месту: — Константин! Это ты немца приволок? На хрена?

— Он с капитаном, он ТЭЦ разминировал. Этот немец антифашистский! — успокоил хозяина инвалид.

Патефон на этажерке пел задушевным хрипловатым голосом:

Рядом сидел баянист. Он был обижен тем, что ему предпочли Утесова, но все-таки машинально подыгрывал патефону.

— Пойдемте танцевать, — сказала Демину Неля.

Танцевали в основном женщины с женщинами. Рыжая девушка кружилась в паре с таким же рыжим подростком — наверно, братишкой.

В комнату вошел запоздавший гость — седоватый, в очках. Он увидел немецкий мундир Онезорга и оторопел. Потом подошел поближе и спросил с надеждой:

— Дойче коммунист?

— Нет, я не коммунист, — отвечал Онезорг по-русски. — Я немецкий сапер.

— Он демократ, антифашист, — объяснили с разных сторон вновь пришедшему.

Удовлетворенный, он обошел стол и подсел к хозяину:

— Василий Никитич! Чтобы ты ничего не думал, я тебе скажу: в период твоего отсутствия Клавдия была на безупречной высоте.

— Да не думаю я ничего, — с некоторым уже раздражением отвечал хозяин.

Теперь патефон играл «Брызги шампанского». Баянист подыгрывал и напевал слова, сочиненные на эту музыку под оккупацией:

Под завистливые взгляды девушек капитан Демин танцевал с Нелей.

— Ты мне с первого дня понравилась, — говорил он. — И с каждым днем все больше.

— Я это поняла, — Неля смотрела на него веселыми глазами.

— Когда?

— Утром, когда вы меня к черту послали.

— А-а… Так это ж я для твоей пользы. Но если тебе обидно, могу извиниться.

Инвалид выбрался из-за стола и тоже пошел танцевать. Держа костыль перед собой, словно партнершу, он обнимал его, Поглаживая, прижимал к груди — словом, как мог потешал присутствующих, а сам веселился больше всех.

— А он тоже сапер, лейтенант, на мине подорвался, — рассказывал Демин, танцуя с Нелей. — Осколками был весь прямо нафарширован. Его, конечно, списали вчистую. Я и говорю: ты саратовский, там у вас мои в эвакуации — жена и дочка. Будь другом, отвези им кой-чего, расскажи про меня, успокой. Ну, он и успокоил. Раз пришел, другой пришел, а потом и вовсе остался.

— Откуда вы знаете? — неуверенно спросила Неля. — Может, это так, сплетни.

— Она сама мне написала. Чего, чего, а хитрости в ней никогда не было.

— Горько! Горько! — ни с того ни г сего заорал кто-то из гостей. Клавдия и ее муж поцеловались. Кругом захлопали в ладоши.

— Но, может, у вас еще наладится, — сказала Неля, чтобы что-нибудь сказать.

Демин даже зубами скрипнул:

— А зачем? Не дай бог встречу, не знаю, что с ней сделаю! Аттестат я перевел на дочь и на этом поставил точку.

— Война, — тихо сказала Неля. — Кому руку оторвало, кому ногу. А у вас вот семью.

— Ну, давай спишем на войну, — криво усмехнулся капитан. — Мне от этого легче? Помнишь старшину на станции? Ему руку напрочь оттяпали, а она все равно болит.

Не зная, чем утешить Демина, Неля приподнялась на цыпочки и поцеловала его в чисто выбритую щеку.

Клавдию и ее мужа обняла сзади подвыпившая соседка — та, у которой квартировал Демин со своей командой.

— Васенька! Тебе золотая жена досталась! Так себя держала, так держала! Кого хошь спроси!

Василий стукнул кулаком по столу:

— Да что вы долбите одно и то же?

И талдычат, и талдычат! Клавдия, признавайся, было у тебя что-нибудь? Лучше сразу скажи, я ведь так и так дознаюсь!

Клавдия залилась слезами обиды.

— Васенька, как ты можешь? Как ты только можешь?

— Нет, ты гляди мне в глаза!

Демин и Неля тем временем вышли погулять на пустырь. Сюда слабо доносились шум и музыка. Сено на ночь сгребли в душистые копешки. Было очень соблазнительно посидеть на такой копешке, отдохнуть. Так они и сделали.