Яков Гордин - Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 2. Тем, кто на том берегу реки

«…Гвардия заключала в себе лучших людей, которым дороги были интересы страны и народа…»

«…Политический авангард, который никогда не терял связи со страной». Эти положения надо запомнить.

Можно было бы вслед за С. М. Соловьевым настаивать на национальном чувстве как основном двигателе переворотов. Но факты не дают нам воспользоваться этой соблазнительной возможностью.

После кончины Анны Иоанновны и прихода к власти Бирона, перед которым спасовали сильные персоны, немедленно началось низовое оппозиционное движение в гвардии. Из следственных дел Преображенского поручика Ханыкова и семеновского подполковника Пустошкина, замышлявших выступление, но преданных и схваченных, ясно, что инициатором свержения Бирона был не Миних, возглавивший уже сформировавшееся движение, а само гвардейское офицерство. Но не оскорбленное национальное чувство двигало Пустошкиным, Ханыковым и их товарищами. Они желали видеть у власти вместо немца Бирона немца Антона Брауншвейгского и полунемку Анну Леопольдовну. И уж ни у кого не вызывал сомнения в качестве русского императора немец на три четверти Иоанн Антонович. Следующий переворот, созревший опять-таки в гвардейских низах, сметя Анну Леопольдовну, вынес наверх полу-«немку» Елизавету Петровну, а в 1762 году гвардия решительно предпочла полунемцу Петру III чистокровную немку Екатерину II.

Разумеется, было и оскорбленное национальное чувство, и яростный патриотизм. Но главным двигателем переворотов было все же не это.

Можно было бы взять за абсолютную основу дворянскую сущность поведения гвардии – защиту классовых интересов. Но этому мешает многое. И, быть может, нагляднее всего ограниченность такого подхода обосновывают поразительные данные, которые приводит Е. В. Анисимов. Анализируя состав гвардейской группы, совершившей переворот в пользу Елизаветы, он пишет:

«Списки показывают, что переворот осуществили 308 гвардейцев. Дворян среди них было всего лишь 54 человека, или 17 %! 137 человек, или 42 %, – выходцы из крестьян, 25 человек – из однодворцев, 24 человека – дети церковников, 24 человека – солдатские дети, 14 человек – бывшие холопы и их дети. Кроме того, в реестрах упомянуты бывшие монастырские служители, казаки, инородцы, посадские и купцы. Всего выходцев из “разных чинов” (кроме дворянства и крестьянства) было 117 человек, или 37 %. Вместе с крестьянами они составляли 83 % (254 человека) общей численности участвовавших в перевороте гвардейцев. Иначе говоря, Елизавета была возведена на престол в основном недворянами».

И далее автор убедительно показывает, что среднее и особенно высшее дворянство вовсе не было заинтересовано в смене Анны Леопольдовны Елизаветой.

Открытие Е. В. Анисимова необыкновенно важно для понимания всей политической ситуации второй половины XVIII века и, в частности, для понимания истинной роли гвардии. Елизавету возвели на престол представители всех слоев и групп российского населения, причем ни один из этих слоев и ни одну из этих групп они уже не представляли. Ни крестьянству, ни купечеству, ни солдатским детям, ни холопам не было нужды рисковать головами, бросаясь в это плохо подготовленное предприятие. В отдельности ни одна из этих групп не была специально заинтересована в Елизавете. Гвардии очень недурно жилось и при Брауншвейгах. Но, собранные вместе, составившие особую автономную группировку – гвардию, эти люди должны были выдвигать Елизавету, дочь Петра, в силу своей особой гвардейской идеологии.

Когда Петр определил преображенцам и семеновцам уникальную роль контролирующей и регулирующей силы, стоящей вне собственно системы управления, он и не думал о подобных последствиях. Но логика процесса поставила гвардию на то место, которое оставалось вакантным после упразднения земских соборов и любого рода представительных учреждений, так или иначе ограничивавших самодержавный произвол, когда он слишком явно вредил интересам страны. Этот «гвардейский парламент», сам принимавший решения и сам же их реализовавший, был, пожалуй, единственным в своем роде явлением в европейской политической истории…

Е. В. Анисимов в отличие от Н. Я. Эйдельмана располагает материал не хронологически, а «смысловыми блоками». Каждая глава – особый аспект царствования. Это придает книге проблемную четкость, но требует от читателя дополнительного усилия для цельного восприятия сюжета, что, впрочем, совершенно закономерно. И если читатель сделает это усилие и охватит духовным взглядом пеструю картину елизаветинской эпохи, то он легко уловит ее коренное противоречие: страстное желание удержать все, как было при отце-основателе – Петре, постоянно противоборствует с пониманием необходимости перемен, развития, реформ, отвечавших требованиям изменившегося исторического времени.