Любовь Овсянникова - Медитации хазарки

— Отроки, значит?

— Отроки, я так думаю, — подтвердила Ясенева.

— Ты смотри! Нешто я совсем нюх и смекалку потерял? — закручинился дед.

— Как бы там ни было, полагаю, после пожара они будут обходить ваш двор стороной, — успокоила его Ясенева. — Зачем им лишние неприятности? А деятельность охотников за металлами к тому же пресечена милицией.

— Даже так? — обрадовался дед. — Во, они и у меня кое-что из хозяйства изъяли. Короче, все металлическое подчистую вынесли. Так их нашли?

— Нет, но обнаружили их тайник и ликвидировали его, — и Ясенева коротко рассказала деду о косвенной причастности этого ворья к смерти Бердяева.

— Убился Васька об ворованные железяки, — поразился дед Гордей. — Ай-я-я!

Возникла невольная пауза. Дед Гордей вздыхал, то ли поняв, как трудно ему будет покрыть свои убытки за счет настоящих виновников пожара, то ли упершись носом в суетность земных забот. Он сидел, близко приставив ступни к завалинке, от чего его острые колени оказались почти на уровне груди. Опершись о них локтями и уткнувшись подбородком в ладошки, собранные в единый кулак, дед немигающе смотрел в горизонт.

Но вот в воздухе появился ветерок, заиграл тополями, зашелестел рано опавшими листьями, поднимая его с земли, и вдруг в глаза собеседникам плеснулись наступающие сумерки. Пес перестал валяться под солнцем мертвой колодой, пробудился и принялся зевать и потягиваться, гремя цепью.

Дарья Петровна давно обратила внимание, что единственная дорога, связывающая этот уголок с остальным селом и идущая по плотине ставка, примыкает к дедову огороду. И не просто к его огороду, а к той его стороне, что находится напротив двора, и хорошо отсюда видна. Значит, дед, если ему скучно, может легко отслеживать движение из села в направлении «тупика путей», как он выразился в начале разговора, и обратно. Впрочем, эта дорога просматривается со всех концов его усадьбы, даже с опустошенного огнем хозяйственного подворья, и, несомненно, притягивает к себе взор, особенно, если слышится звук работающего двигателя. Из чего Ясенева сделала вывод, что дед мог видеть Бердяева в день его смерти, если сидел, как сейчас, на завалинке и смотрел «прямо поперед себя», как он иногда говорил. Правда, движение велосипеда не наполняет воздух звуками, но ведь Бердяев и ехал не среди дня, когда люди заняты работой, а вечером, когда они отдыхают, оглядывая окрестности.

— Вы смотрите по вечерам телевизионные передачи? — спросила Ясенева, первой нарушив молчание, превращающееся в гнетущую тишину.

— Когда как, — очнулся и дед Гордей тоже. — Вот как начали прятать концы в Лозовую, то не смотрю. Противно. Значит, говоришь, больше не будет у меня пожаров? — попытался он уклониться от болезненного для него разговора про политику, которого сам же и коснулся.

— Думаю, нет. Это была досадная случайность, которая больше не повторится. Знаете что, я постараюсь сама узнать, кто виноват в пожаре, и побеспокоюсь, чтобы вам восстановили сеновал. А как вы проводите время до сна? Просто вот так сидите, гуляете и смотрите по сторонам, да?

— Ой, да тут рази бывает скучно! Вот теперича взять сеновал. Материал-то у меня имеется, но даже если его восстановят, это ведь не сено, которое я заготавливал. Сколько труда ухлопал понапрасную!

— Деда, — тронула его за руку Ясенева, — не растекайтесь по древу словесами. Я ведь вас о чем-то спросила. Или ваш разведывательный пост уже не работает?

— Вот прицепилась! — ругнулся дед Гордей, поняв, что посетительница прознала про его службу в армии, где он был полковым разведчиком. — Умная девка выросла, знает, что долг платежом красен, — после этих слов дед Гордей перестал скрытничать и попытался методом тыка угадать, что интересует «умную девку». — Да, сижу вот так, наблюдаю суету-сует, кто куда перемещается, с кем и зачем, — тут он украдкой зыркнул на гостью, прикидывая, заглотнет ли она услышанное или оно ей несъедобно. Но Ясенева на манер многих сельских жителей тоже умела так засматриваться вдаль, что и по виду застывала почти каталептически. — Вот ты, например, знаешь, что твоя подружка Валька Нильская давно снюхалась с Прудниковым и ездяет иногда с ним от людей подалее часа на три-четыре?

— Откуда мне знать ваши тутошние дела? — повела на деда косым взором Ясенева, удивляясь больше не самой информации, а тому, что она известна, оказывается, посторонним и все-таки не стала притчей во языцех. — Не знаю, конечно, да меня это и не касается, — намекнула она, что интересуется другими событиями.