Евгений Примаков - Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами

Кстати, Бегин, единственный из всех наших собеседников — израильских руководителей, свободно говорил по-русски. Он начал беседу с нами с ностальгических воспоминаний об СССР. И нужно сказать, что в этих воспоминаниях не было горечи от лично им пережитого. Напротив, он без всякой наигранности говорил, что «русский народ — самый благородный, великий и доброжелательный, о чем я повторяю моим молодым помощникам». Подчеркнул, что это мнение у него укрепилось и тогда, когда был в «стесненных обстоятельствах в Коми».

Кстати, Бегин написал книгу «Северное сияние», в которой он тоже не злобствовал по поводу Советского Союза.

В ходе последовавшей беседы с Бегином четко проявилось несовпадение взглядов по проблеме ближневосточного урегулирования. Он высказался против возобновления работы Женевской конференции по Ближнему Востоку. Затем затронул проблему эмиграции. Вместе с тем Бегин неоднократно подчеркивал роль СССР как одного из главных действующих лиц на Ближнем Востоке и на мировой арене в целом. Развивая эту мысль, он сказал, что в процессе урегулирования, «которое не произойдет в один день», только СССР может влиять на арабов и это должно высоко цениться в Израиле. Характерно, что, когда зашел разговор об участии Соединенных Штатов в урегулировании, Бегин сказал: «Мы настроены решительно в отношении того, что сами сможем добиться урегулирования путем минимальных уступок».

Чувствовалось, что за этими словами стоит не просто надежда, а уверенность в том, что Израилю удастся подтянуть Садата к сепаратному решению. Мы зашли в кабинет Бегина сразу же после того, как оттуда вышел Даян, прибывший прямо из Марокко, где имел секретную встречу с заместителем премьер-министра Египта. Бегин ни словом не обмолвился об этом, но, естественно, был под влиянием доклада Даяна, из которого следовало о «прорыве» на египетском направлении, а это было действительно огромным достижением для Израиля.

В ходе разговора с Бегином мы не почувствовали особо воинственного настроения, как это часто ощущалось со стороны наших партнеров по предыдущим контактам. Различие между Бегином и его предшественниками проявилось и тогда, когда он затронул вопросы эмиграции евреев из СССР. Даже подняв конкретную проблему Щаранского [62] Натан Щаранский был арестован по политическим мотивам. После освобождения эмигрировал в Израиль, где стал видной политической фигурой. , Бегин демонстрировал нежелание обострять ситуацию.

На конец беседы мы припасли главное: нам было поручено сообщить Бегину, что с началом возобновления работы Женевской конференции руководство СССР будет готово объявить о восстановлении дипломатических отношений с Израилем. Такая формула прозвучала с нашей стороны впервые. Думаю, что Москва нашла для себя способ решить этот трудный вопрос — восстановление отношений без «потери лица», продолжая увязывать его с ближневосточным урегулированием, но теперь уже без требования ликвидации последствий войны 1967 года. Бегин внимательно выслушал наше предложение, но, думаю, не оценив той перспективы, которую оно открывало, сказал: «Пусть Брежнев пригласит меня в Москву. Я обещаю, что мы договоримся с ним по всем проблемам». При этом, подчеркнул Бегин, это должна быть не конфиденциальная поездка, а официальный визит премьер-министра Израиля. Мы пытались убедить его в невозможности такого визита в условиях отсутствия дипотношений между нашими странами. Но он безапелляционно повторял: «Доложите Брежневу о моем предложении. Я уверен, он меня примет и мы обо всем договоримся».

Мы сочли, что Бегин попросту не понял, что советские руководители сделали качественно новый шаг по пути восстановления отношений с Израилем, а увязка с конференцией в действительности ничего плохого для Израиля не содержала. Таким образом, была утрачена возможность восстановить еще в 1977 году дипломатические отношения между СССР и Израилем, что могло бы изменить в лучшую сторону развитие событий на Ближнем Востоке. Что касается СССР, то ему тоже был небезразличен этот вариант — он мог способствовать тому, чтобы снять международное давление на нашу страну с использованием «еврейского вопроса». Можно добавить, что в Москве на среднем уровне даже не решились доложить хотя бы руководству ЦК и МИДа о предложении Бегина.

В целом мы почувствовали желание нового израильского руководства продемонстрировать свое доброе расположение и сохранить диалог с Советским Союзом. В подтверждение этого можно привести хотя бы такой факт. Еще в Москве мы были знакомы с тем, что, несмотря на занимаемую на словах антиизраильскую позицию, эфиопское руководство во главе с Менгисту регулярно получает оружие из Израиля, поставляемое морем в порт Момбасу. Эфиопия в то время вела войну против Сомали, а Менгисту клялся в верности Москве, но тщательно скрывал факт секретных договоренностей с Израилем. В ожидании приема у премьер-министра мы задали этот вопрос Бен Элиссару, который подтвердил факт поставок израильского оружия. «Естественно, — сказал он, — сделка строго конфиденциальная. Израилю было бы в высшей мере нежелательно предавать гласности эту деликатную сделку, в качестве компенсации за поставленное оружие эфиопское руководство обязалось отпустить в Израиль 20 тысяч фалашей — граждан Эфиопии, исповедующих иудаизм. Что касается Эфиопии, то ей было невыгодно входить в противоречие с решениями Лиги арабских государств о бойкоте Израиля. Более того, для Израиля, — добавил он, — важно налаживание связей с Эфиопией в целях раскола антиизраильского фронта в Африке».