Борис Шапталов - Изнанка российско-украинского конфликта, или Как поссорились соседи

Так и осталось непонятным, чего хотел царь, упорно напрашиваясь на войну. Неужели дело было в ключах? Как-то мелко. Это предлог, а не причина войны. Может, Николай I хотел раздела Османской империи? Но его никто не поддержал, а в одиночку такие дела не делаются. Просчитался? Но для этого должен был расчет. В чем же он состоял? Что все его действия будут терпеливо сносить? Так это называется глупостью, а не политикой. А глупцом Николай I — в этом сходятся все историки — не был. Но что-то царь ведь хотел, настраивая против себя великие державы.

Показательно, как встрепенулись славянофилы, решив было, что Николай I затеял освобождение славян из-под турецкого владычества. Писались обнадеживающие статьи, и складывались стихи. Настроения были примерно теми же, что в 2014 году относительно «Русского мира». Но вскоре выяснилось — понять, что хотел Николай I, на самом деле совершенно невозможно (освобождать славян он точно не собирался). Остается строить версии. Например, такую.

Внешний конфликт нужен в том случае, когда решение некоей внутренней проблемы созрело, перезрело и стало фурункулом, дорого стоящим стране, но правительство никак не может найти средств вылечить болячку. Такой язвой было крепостное право. О необходимости его отмены задумывалась Екатерина II, мечтал Александр I, создавал секретные комиссии по изучению вопроса Николай I. Толку — ноль. Но как только прилетел жареный петух в виде проигрыша в Крымской войне, сразу выяснилось, что нерешаемая задача все же имеет решение. Но чтобы окончательно разделаться с остатками крепостничества, понадобились очередные внешние потрясения 1905 года. Так, может, этот «ключ» к решению «нерешаемых» проблем имел в виду Николай I?..

Идея об особом факторе развития, особом толчке появилась давно, и кто придумал термин «жареный петух», неизвестно. «Открытие» породило дискуссию о необходимости поражения государства как факторе прогресса. Например, если бы Российская империя проиграла войну 1812 года, то это, вероятнее всего, привело к падению крепостного права, а значит, изменился бы исторический вектор. И ничего необычного в таком факторе не было. Поражение от наполеоновской Франции привело к ликвидации крепостного права в Германии и Австрии. Внешнее давление заставило правящий класс Японии пойти на переформатирование общества («революция Мейдзи»). Только после поражений происходили реформы в Турции и Китае…

Как часто бывает в подобных неоднозначных вопросах, споры достигли крайних пределов. Одну из крайностей стал олицетворять персонаж романа Достоевского «Братья Карамазовы» Смердяков. Он говорил: «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона. и хорошо кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».

Ленин тоже делал ставку на поражение царского правительства, но из принципиально иных соображений. Поражение для него было средством ускорить революцию, чтобы совершить цивилизационный рывок — построить новое общество. (Опять тот же «ключ»!) Ныне в роли пораженцев выступают московские либералы (называю их московскими, так как за пределами Москвы и Петербурга либералов найти весьма затруднительно). Проигрыш, по их мнению, помог бы свергнуть режим Путина.

В наше время проблемы вновь завязались в такой тугой узел, снова стали «нерешаемыми», а значит, объективно вновь потребовался очередной «золотой ключик» полууспеха-полупоражения. Успех нужен, чтобы руководству удержаться у власти, а полупоражение — чтобы сдвинуть увязшую телегу с места. И раз гром грянул, то правительство наконец перекрестилось. Стали сокращаться расходы на чемпионат мира по футболу, на бонусы госслужащим (ранее просто умопомрачительные — по миллиону рублей чистыми получали в виде 13-й зарплаты руководители городских служб — энергосетей и пр., а у менеджеров высшего звена счет шел на сотни миллионов). Сократили себе зарплату депутаты Думы и даже президент. Арестовали сахалинского губернатора за безумные бюджетные траты, которые еще недавно считались приемлемыми — денег было навалом. И (вот оно — главное) было объявлено, что займутся импортозамещением. Что означает это понятие?

Есть два вида импорта — дополняющий и замещающий. Ни одна страна не может производить всю номенклатуру товаров, и импорт заполняет существующие лакуны. Другая роль у замещающего импорта. Он вытесняет национальное производство. Сторонники свободного импорта объясняют это тем, что плохие изделия заменяются качественными, потому это благо. Под этим соусом шло уничтожение российского авиа-, автомобиле— и станкостроения, не говоря уже об отечественной электронике и бытовой технике. Во-первых, уничтожение этих отраслей как плохих — ложь, а во-вторых, деиндустриализация ставит крест на будущем России. В качестве «Саудовской Аравии» ей не выжить. Социальный паразитизм и интеллектуальная леность, мягко говоря, не есть благо. К тому же под видом «конкуренции» создана система, при которой выгодно привозить курятину в Москву из США, но невыгодно производить ее в Подмосковье. Везти картофель из Турции, но не производить самим. Тащить яблоки из Польши, но не из Курска. Причем объем импорта огромен. В 2013 году ввезли 1 миллион 200 тысяч тонн яблок. И это на родину Мичурина! Понятно (с точки зрения нашего правящего класса), что Россия, как богатая страна, обязана финансировать экономики других стран. Но и до 2014 года было ясно, что Польша — не дружественное государство. Так не лучше ли было направлять эти деньги на развитие садоводства в Беларуси и Киргизии, раз свое развивать противно?