Федор Булгаков - Вольтер – кандидат в кардиналы

«Что касается иезуитов, то их следует предать правосудию Парламента. Один господин, который хорошо знает их, рассказывал мне вчера, что они ничего не сделали доброго, кроме того, что вывезли хину из Перу и что их общество было бичом королей и государств, которые их терпели… По-видимому, они заслужили, чтобы их уничтожить: ну! и пусть же их уничтожают! И так, прошу вас, ваше высокопреосвященство, не затевать со мной более разговора об этом предмете и оставит короля в покое! Помните, что вы прежде всего подданный, а затем уже епископ. Но в то же время вы мой пастырь, и потому прошу у вас святого вашего благословения».

Эта-то жестокая ненависть к ордену иезуитов и внушила ей странную идею из непримиримого их врага сделать кардинала Римской церкви. Впрочем, Вольтер всегда был в отличных отношениях с m-me де-Помпадур. Он воскуривал ей фимиам самыми «забористыми гиперболами». Любопытно по этому поводу трогательное письмо де-Сидевилля, в котором старый сатир оплакивает смерть своей «остроумной» приятельницы. «Я был весьма опечален кончиной m-me де-Помпадур. Довольно смешно, что старый бумагомаратель, который еле таскает ноги, еще жив, а красивая женщина, сорока лет, умирает в полном расцвете жизни»…

Добившись наконец столь желанного отпущения своих грехов, m-me де-Помпадур ударилась в благочестие. Но ведь не даром же она была Помладуршей. Обыкновенные молитвы обыкновенной веры ее не удовлетворяли: для причудливой её души, для её из ряду вон выходившей «набожности» требовалось нечто новое, небывалое. Ей нужна была божественная книга, автором которой был бы Вольтер… К тому же, это вполне согласовалось с другим её проектом, проектом отмщения отцам иезуитам! Сказано, сделано. Она заставила друга своего, герцога де-ла-Валльера, послать Вольтеру следующее письмо, свято сохраненное Ваньером, секретарем Вольтера.

«Версаль, 1-е марта 1756 г.

Дорогой Вольтер, я получил поучение, которое вы мне прислали. Несмотря на здравую философию его, оно внушило мне еще большее уважение к его автору, нежели к его морали… Вы обладаете высшим гением и самой гармоничной головой. И потому я не задумываюсь обратиться к вам с просьбой на счет псалмов, украшенных вашими стихами. Вы единственный были и есть достойны перенести их; вы затмите Руссо, вы вдохнете назидание и вы дадите мне возможность доставить величайшее удовольствие m-me де Помпадур. Мы жаждем иметь что-нибудь в духе Давида. Возьмите его за образец, обогатите его. Буду преклоняться перед вашим произведением, без всякой зависти. Уделите мне „час“ в день, не говорите об этом никому, и я тотчас же прикажу издать этот труд в Лувре. Издание это доставит такую же честь автору, как и удовольствие публике. Повторяю вам, что она будет от этого в восторге, а я буду счастлив, что именно через ваше посредство мог доставить ей столь великое удовольствие»…

Но Вольтер, занятый другим делом, отклонил эту просьбу. «Притом, – отвечал он, – я отнюдь не компетентен для трактования подобной поэмы. Гораздо лучше сделали бы, если бы обратились к какому-нибудь духовному лицу, который соединял бы в себе достоинство искренней веры с искусством по части рифмы? При дворе нет недостатка в подобных аббатах. Напр. де-Вуазенон, да он прямо создан для такой роли».

Герцог, однако, настаивал. Аббат Вуазенон, этот непостоянный ветренник, совсем не годится для такой задачи! Амур похитил его у меня, – писал благородный герцог Вольтеру. Влюбленный хуже всякого юного школьника, он не покидает предмета своей страсти. Герцог тем более опасался за эту страсть, что не считал ее уравновешенной здоровьем аббата. И потому он снова с той же просьбой обратился в Вольтеру, тем более, что m-me Помпадур желала этого все настойчивей и настойчивей. Она ведет теперь вполне образцовую жизнь, – говорит герцог: «спектакли более не посещаются, в течение поста по три раза в неделю постились… Часы, свободные для чтения, кажется, действительно употребляются на хорошие книги. Вот теперь какое настроение, это-то настроение и вызывает желание иметь псалмы вашего изготовления… Вас знают; вы произвели фурор, желают еще почитать вас; но хотелось бы наказать вам и самый сюжет для чтений… Повторяю вам еще раз и, по истине, без пошлой лести, вы искони веков предназначены были для совершения этого дела».

Вольтер отказал вторично. Для этой работы у него не было ни охоты, ни способностей. Полубог этого конца века, он мог уже не церемониться с высокопоставленными людьми. Весь мир преклонялся перед ним, и он кичился своими отказами. Но m-me де-Помпадур упрямо стояла на своем. И вот тут-то, – как утверждает Кондорсе («Vie de Voltaire»), – она намекнула Вольтеру насчет «возможности возведения его в кардиналы», в том случае, если бы он согласился на её просьбу.