Н. Балашов - Рембо и связь двух веков поэзии

Как бы то ни было, важнейшим гражданским актом всей жизни Рембо было то, что в момент тяжелейшего испытания он стал на сторону Парижской коммуны и несколько раз доказал свою готовность пожертвовать за нее жизнью [30] См. кн, Gascar P. Op. cit., p. 17, 69, 84–85 etc. .

Так в числе энтузиастов, разрушителей старого мира во имя построения нового, Рембо выступает в той соединяющей века поэзии роли, которая стала очевидной в 1940-1950-е годы.

Судьба текста каждого из связанных с Коммуной стихотворений Рембо может (как это видно из примечаний к ним) составить предмет приключенческой повести. Например, от текста самого знаменитого из них — «Парижская оргия, или Париж заселяется вновь» — не сохранилось ничего, и текст был только по памяти и поэтапно через 15–20 лет восстановлен Верденом (с 1883 по 1895 г.). Автограф фрагмента другого стихотворения — «Руки Жанн-Мари» был обнаружен лишь спустя полвека, в 1919 г., причем и этот текст оказался частично восстановленным Верленом.

Все же уцелевшие стихотворения Рембо о Коммуне не только образуют развиваюшееся поэтическое целое, но и выстраиваются в некий ряд, где каждое из них будто намеренно отмечает определенный этап движения идей и судеб Коммуны.

Был ли всегда Рембо так уж «недостоин сам себя»?

Юноша-поэт сразу вжился в ритм жизни Коммуны. Блистательная и боевая, маршеподобная «Парижская военная песня» — это такой призыв к наступательной войне против «помещичьей палаты», против «деревенщины» (les ruraux), который соответствовал реальным политическим задачам Коммуны в апреле 1871 г.

Рембо разоблачает «кровавый балаган» Адольфа Тьера и внушает уверенность, оказавшуюся лишь символической, но тогда вдохновлявшую борцов, в скорой победе над версальцами. Передвижения версальцев кажутся поэту гибельными для них. То, что главари слетелись из своих имений, обнажив свои «le vol» (по-французски это и «полет», и «воровство»), — признак их слабости перед «весной мира». Бомбардировка и взятие версальцами Севра, Медона, Аньера также предстают в песне как бессильное действие — альтернатива будто и невозможному для врагов взятию «красного Парижа», население которого лишь сплачивается под бомбежками и пожарами. Версальцам поэт противопоставляет эту «красную» весну, воплощенную в пробуждении Парижа, пробуждении, чреватом наступлением сил Коммуны.

В духе этой идеи выдержана и уничижительная характеристика главарей реакции — Тьера, его военного министра Пикара и версальского министра иностранных дел Жюля Фавра, особенно ненавистного как патриотам, так и интернационалистам Коммуны, так как он подписал 10 мая 1871 г. капитулянтский Франкфуртский договор, в котором бисмарковская Германия символизировала не только врага-победителя, но и международную реакцию воскрешенный Второй рейх.

Некоторые злободневные намеки Рембо перестали восприниматься, другие стираются при переводе. Например, стих «Thiers et Picard sont des Eros» язвителен и смешон не только уподоблением престарелого суетливого и жадного до крови карлика Тьера и его достойного «напарника» Пикара шаловливому богу любви Эроту, но, как верно заметила С. Бернар, омонимией «des Eros — des zeros» (т. е. Тьер и Пикар — это «нули», «ничтожества»). Французские исследователи, насколько нам известно, не обратили внимания на еще один оттенок этой игры слов: «дез-эро» значит не «де эро» — не «герои».

«Париж заселяется вновь» — это не только одно из ярчайших произведений за все века существования французской гражданской поэзии, но и политически необходимое разоблачение ужасов и цинизма Кровавой недели, убеждающее в обреченности торжества версальцев. Отсюда созвучие некоторых строф стихотворения заключительным страницам работы Маркса «Гражданская война во Франции» [31] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 17, с. 361 и др. .

Стихотворение — проклятие версальцам, притом не столько исполнителям-солдатам и даже офицерам армии подавления, сколько подлинным версальцам, тем, во имя чьей корысти была жестоко подавлена Коммуна, тем, кто за войсками вернулся в окровавленный город. Стихотворение выражает уверенность в грядущем воскресении подлинного трудового Парижа и дела Коммуны.

Истинность порождает ту необыкновенную лирическую интенсивность, с которой выражены негодование по поводу низости победителей, любовь к революционному Парижу и вера в его победу. «Париж заселяется вновь» почти сплошь состоит из восклицательных предложений, но в нем нет риторики: непосредственная жизненность и эмоциональность оправдывают именно такое взволнованное интонационное ритмическое построение стихотворения.